Борис Зайцев. Волки
Там рощи шумны, фиалки сини…
Гейне.
I
Это тянулось уже с неделю. Почти каждый день их обкладывали и стреляли. Высохшие, с облезлыми боками, из-под которых злобно торчали ребра, с помутневшими глазами, похожие на каких-то призраков в белых, холодных полях, – они лезли без разбору и куда попало, как только их подымали с лежки, и бессмысленно метались и бродили все по одной и той же местности. А охотники стреляли их уверенно и аккуратно. Днем они тяжело залегали в мало-мальски крепких кустиках, икали от голода и зализывали раны, а вечером собирались по нескольку и гуськом бродили по бесконечным, пустым полям. Темное злое небо висело над белым снегом, и они угрюмо плелись к этому небу, а оно безостановочно убегало от них и все было такое же далекое и мрачное.
Было тяжело и скучно в полях.
И полки останавливались, сбивались в кучу и принимались выть; этот их вой, усталый и болезненный, ползал над полями, слабо замирал за версту или за полторы и не имел достаточно силы, чтобы взлететь высоко к небу и крикнуть оттуда про холод, раны и голод.
На полустанке у угольных копей иной раз слышала их молодая барыня-инженерша, прогуливаясь от дому до тракта на повороте, и ей казалось, что это поют ей отходную; тогда она закусывала губу, быстро возвращалась домой, ложилась в постель, засовывала голову между подушек и, скрипя зубами, твердила: “Проклятые, проклятые”.
II
Был вечер. Задувал неприятный ветер, и было холодно. Снег был одет в жесткую сухую пленочку, чуть-чуть хряскавшую всякий раз, как на нее наступала волчья лапа, и легкий холодный снежок змейками курился по этому насту и насмешливо сыпал в морды и лопатки волкам. Но сверху снега не шло, и было не очень темно: за облаками вставала луна.
Темными пятнами ползли мимо кустарники, большие бледные поля, по которым ветер гулял вольно и беззастенчиво – и каждый одинокий кустик казался огромным и страшным; неизвестно было, не вскочит ли он вдруг, не победит ли, – и волки злобно пятились, у каждого была одна мысль: “Скорее прочь, пусть все они там пропадают, только бы мне уйти”.
И когда в одном месте, пробираясь по каким-то дальним огородам, они вдруг наткнулись на торчавший из снега шест с отчаянно трепавшейся по ветру обмерзшей тряпкой, все, как один, кинулись через хромого старика в разные стороны, и только кусочки наста помчались из-под ног и шурша заскользили по снегу.
– Я не пойду дальше, – заикаясь, говорил он и щелкал зубами.
– Я не пойду, белое кругом… белое все кругом… снег. Это смерть. Смерть это.
И он приник к снегу, как будто слушая.
– Слышите… говорит!
Более здоровые и сильные, впрочем тоже дрожавшие, презрительно оглядели его и поплелись дальше. А он все сидел на снегу и твердил:
– Белое кругом… белое все кругом…
Когда взобрались на длинный, бесконечный взволок, ветер еще пронзительней засвистел в ушах; волки поежились и остановились.
За облаками взошла на небо луна, и в одном месте на нем мутнело желтое неживое пятно, ползшее навстречу облакам; отсвет его падал на снега и поля, и что-то призрачное и болезненное было в этом жидком молочном полусвете.
Внизу, под склоном, пятном виднелась деревня; кое-где там блестели огоньки, и волки злобно вдыхали запахи лошадей, свиней, коров. Молодые волновались.
– Пойдем туда, пойдем, все равно… пойдем. – И они щелкали зубами и сладострастно двигали ноздрями.
Но хромой старик не позволил.
И они поплелись по бугру в сторону, а потом вкось через ложбину, навстречу ветру.
Два последние долго еще оглядывались на робкие огоньки, деревню и скалили зубы:
– У-у, проклятые, – рычали они, – у-у, проклятые!
III
Волки шли шагом. Безжизненные снега глядели на них своими бледными глазами, тускло отблескивало что-то сверху, внизу поземка ядовито шипела, струясь зигзагами по насту, и все это имело такой вид, будто тут, в полях, наверно знают, что никому никуда нельзя добежать, что и нельзя бежать, а нужно стоять смирно, мертво и слушать.
И теперь волкам казалось, что отставший товарищ был прав, что белая пустыня действительно ненавидит их; ненавидит за то, что они живы, чего-то бегают, топчутся, мешают спать; они чувствовали, что она погубит их, что она разлеглась, беспредельная, повсюду и зажмет, похоронит их в себе. Их брало отчаяние.
А когда самый молодой и глупый волчишка стал особенно приставать с этим, он обернулся, тускло поглядел на него и вдруг злобно и как-то сосредоточенно куснул вместо ответа за загривок.
Волчишка взвизгнул и обиженно отпрыгнул в сторону, проваливаясь по брюхо в снег, который под настом был холодный и сыпучий. Было еще несколько драк – жестоких, ненужных и неприятных.
Раз последние двое отстали, и им показалось, что лучше всего лечь и сейчас же умереть; они завыли, как им казалось, перед смертью, но когда передние, трусившие теперь вбок, обратились в какую-то едва колеблющуюся черную ниточку, которая по временам тонула в молочном снеге, стало так страшно и ужасно одним под этим небом, начинавшимся в летящем снегу прямо над головой и шедшем всюду, в посвистывавшем ветре, что оба они галопом в четверть часа догнали товарищей, хотя товарищи были зубастые, голодные и раздраженные.
IV
До рассвета оставалось часа полтора. Волки стояли кучей вокруг старика. Куда он ни оборачивался, везде видел острые морды, круглые, блестящие глаза и чувствовал, что над ним повисло что-то мрачное, давящее, и если чуть шелохнуться, оно обсыплется и задавит.
– Где мы? – спрашивал кто-то сзади тихим, сдавленным от бешенства голосом.
– Ну-ка? Когда мы придем куда-нибудь?
– Товарищи, – говорил старый волк, – вокруг нас поля, они громадны, и нельзя сразу выйти из них. Неужели вы думаете, что я поведу вас и себя на гибель? Правда, я не знаю наверно, куда нам идти. Но кто это знает? – Он дрожал, пока говорил, и беспокойно оглядывался по сторонам, и эта дрожь в почтенном, седом старике была тяжела и неприятна.
Было темно.
Через десять минут все кончилось.
На снегу валялись ободранные клочья, пятна крови чуточку дымились, но очень скоро поземка замела все, и из снега торчала только голова с оскаленной мордой и закушенным языком; тусклый тупой глаз замерзал и обращался в ледяшку. Усталые волки расходились в разные стороны; они отходили от этого места, останавливались, оглядывались и тихонько брели дальше; они шли медленно-медленно, и никто из них не знал, куда и зачем идет. Но что-то ужасное, к чему нельзя подойти близко, лежало над огрызками их вожака и безудержно толкало прочь в холодную темноту; темнота же облегала их, и снегом заносило следы.
Два молодых легли в снег шагах в пятидесяти друг от друга и лежали тупо, как поленья; они не обсасывали окровавленных усов, и красные капельки на усах замерзали в жесткие ледяшки, снегом дуло в морду, но они не поворачивались к затишью. Другие тоже позалегли вразброд и лежали. А потом они опять принялись выть, но теперь каждый выл в одиночку, и если кто, бродя, натыкался на товарища, то оба поворачивали в разные стороны.
Вступите в группу, и вы сможете просматривать изображения в полном размере
subscribe.ru
БОРИС ЗАЙЦЕВ “ВОЛКИ”: elena_shturneva — LiveJournal
Там рощи шумны, фиалки сини…
Гейне
Это тянулось уже с неделю. Почти каждый день их обкладывали и стреляли. Высохшие, с облезлыми боками, из-под которых злобно торчали ребра, с помутневшими глазами, похожие на каких-то призраков в белых, холодных полях — они лезли без разбору и куда попало, как только их подымали с лежки, и бессмысленно метались и бродили все по одной и той же местности. А охотники стреляли их уверенно и аккуратно. Днем они тяжело залегали в мало-мальски крепких кустиках, икали от голода и зализывали раны, а вечером собирались по нескольку и гуськом бродили по бесконечным, пустым полям. Темное злое небо висело над белым снегом, и они угрюмо плелись к этому небу, а оно безостановочно убегало от них и все было такое же далекое и мрачное.
Было тяжело и скучно в полях.
И волки останавливались, сбивались в кучу и принимались выть; этот их вой, усталый и болезненный, ползал над полями, слабо замирал за версту или за полторы и не имел достаточно силы, чтобы взлететь высоко к небу и крикнуть оттуда про холод, раны и голод.
Белый снег на полях слушал тихо и равнодушно; иногда от их песни вздрагивали и храпели мужицкие лошаденки в обозе, а мужики ругались и подхлестывали.
На полустанке у угольных копей иной раз слышала их молодая барышня-инженерша, прогуливаясь от дому до трактира на повороте, и ей казалось, что это поют ей отходную; тогда она закусывала губу, быстро возвращалась домой, ложилась в постель, засовывала голову между подушек и, скрипя зубами, твердила: «проклятые, проклятые».
2
Был вечер. Задувал неприятный ветер и было холодно. Ьнег был одет в жесткую сухую пленочку, чуть-чуть хряскавшую всякий раз, как на нее наступала волчья лапа, и легкий холодный снежок змейками курился по этому насту и насмешливо сыпал в морды и лопатки волкам. Но сверху снега не шло, и было не очень темно: за облаками вставала луна.
Как всегда, волки плелись гуськом: впереди седой мрачный старик, хромавший от картечины в ноге, остальные — угрюмые и ободранные — старались поаккуратнее попадать в следы передних, чтобы не натруживать лап о неприятный, режущий наст.
Темными пятнами ползли мимо кустарники, большие бледные поля, по которым ветер гулял вольно и беззастенчиво — и каждый одинокий кустик казался огромным и страшным; неизвестно было, не вскочит ли он вдруг, не побежит ли, — и волки злобно пятились, у каждого была одна мысль: «скорее прочь, пусть все они там пропадают, только бы мне уйти».
И когда в одном месте, пробираясь по каким-то дальним огородам, они вдруг наткнулись на торчавший из снега шест с отчаянно трепавшейся по ветру облезшей тряпкой, все, как один, кинулись через хромого старика в разные стороны, и только кусочки наста помчались из-под их ног и шурша заскользили по снегу.
Потом, когда собрались, самый высокий и худой, с длинной мордой и перекошенными от ужаса глазами неловко и странно сел в снег.
— Я не пойду, белое кругом… белое все кругом… снег. Это смерть. Смерть это.
И он приник к снегу, как будто слушая.
— Слышите… говорит!
Более здоровые и сильные, впрочем, тоже дрожавшие, презрительно оглядели его и поплелись дальше. А он все сидел на снегу и твердил:
— Белое кругом… белое все кругом…
Когда взобрались на длинный, бесконечный взволок, ветер еще пронзительней засвистел в ушах: волки поежились и остановились.
За облаками взошла на небо луна, и в одном месте на нем мутнело желтое неживое пятно, ползшее навстречу облакам; отсвет его падал на снега и поля, и что-то призрачное и болезненное было в этом жидком молочном полусвете.
Внизу, под склоном, пятном виднелась деревня; кой-где там блестели огоньки, и волки злобно вдыхали запахи лошадей, свиней, коров. Молодые волновались.
— Пойдем туда, пойдем, все равно… пойдем. — И они щелкали зубами и сладострастно двигали ноздрями.
Но хромой старик не позволил.
И они поплелись по бугру в сторону, а потом вкось через ложбину, навстречу ветру.
Два последние долго еще оглядывались на робкие огоньки, деревню и скалили зубы:
— У-у, проклятью, — рычали они, — у-у, проклятые!
3
Волки шли шагом. Безжизненные снега глядели на них своими бледными глазами, тускло отблескивало что-то сверху, внизу поземка ядовито шипела, струясь зигзагами по насту, и все это имело такой вид, будто тут, в полях, наверно знают, что никому никуда нельзя добежать, что и нельзя бежать, а нужно стоять смирно, мертво и слушать.
И теперь волкам казалось, что отставший товарищ был прав, что белая пустыня, действительно, ненавидит их; ненавидит за то, что они живы, чего-то бегают, топчутся, мешают спать; они чувствовали, что она погубит их, что она разлеглась, беспредельная, повсюду и зажмет, похоронит их в себе. Их брало отчаяние.
— Куда ты ведешь нас? — спрашивали они старика. — Знаешь ли ты путь? Выведешь ли куда-нибудь? — Старик молчал.
А когда самый молодой и глупый волчишка стал особенно приставать с этим, он обернулся, тускло поглядел на него и вдруг злобно и как-то сосредоточенно куснул вместо ответа за загривок.
Волчишка взвизгнул и обиженно отпрыгнул в сторону, проваливаясь по брюхо в снег, который под настом был холодный и сыпучий. Было еще несколько драк — жестоких, ненужных и неприятных.
Раз последние два отстали, и им показалось, что лучше всего лечь и сейчас же умереть; они завыли, как им казалось, перед смертью, но когда передние, трусившие теперь вбок, обратились в какую-то едва колеблющуюся черную ниточку, которая по временам тонула в молочном снегу, стало так страшно и ужасно одним под этим небом, начинавшимся в летящем снегу прямо над головой и шедшим всюду, в посвистывавшем ветре, что оба они галопом в четверть часа догнали товарищей, хотя товарищи были зубастые, голодные и раздраженные.
До рассвета оставалось часа полтора. Волки стояли кучей вокруг старика. Куда он ни оборачивался, везде видел острые морды, круглые, блестящие глаза и чувствовал, что над ним повисло что-то мрачное, давящее, и если чуть шелохнуться, оно обсыплется и задавит.
— Где мы? — спрашивал кто-то сзади тихим, сдавленным от бешенства голосом.
— Ну-ка? Когда мы придем куда-нибудь?
— Товарищи, — говорил старый волк, — вокруг нас поля; они громадны, и нельзя сразу выйти из них. Неужели вы думаете, что я поведу вас и себя на гибель? Правда, я не знаю наверно, куда нам идти. Но кто это знает? — Он дрожал, пока говорил, и беспокойно оглядывался по сторонам, и эта дрожь в почтенном, седом старике была тяжела и неприятна.
— Ты не знаешь, не знаешь, — крикнул все тот же дикий, непомнящий голос. — Должен знать! — И прежде чем старик успел разинуть рот, он почувствовал что-то жгучее и острое пониже горла, мелькнули на вершок от лица чьи-то желтые, не видящие от ярости глаза, и сейчас же он понял, что погиб. Десятки таких же острых и жгучих зубов, как один, впились в него, рвали, выворачивали внутренности и отдирали куски шкуры; все сбились в один катающийся по земле комок, все сдавливали челюсти до того, что трещали зубы. Комок рычал, по временам в нем сверкали глаза, мелькали зубы, окровавленные морды. Злоба и тоска, выползавшая из этих ободранных худых тел, удушливым облаком подымалась над этим местом, и даже ветер не мог разогнать ее. А заметюшка посыпала все мелким снежочком, насмешливо посвистывала, неслась дальше и наметала пухлые сугробы.
Было темно.
Через десять минут все кончилось.
На снегу валялись ободранные клочья, пятна крови чуточку дымились, но очень скоро поземка замела все, и из снега торчала только голова с оскаленной мордой и закушенным языком; тусклый тупой глаз замерзал и обращался в ледяшку. Усталые волки расходились в разные стороны; они отходили от этого места, останавливались, оглядывались и тихонько брели дальше; они шли медленно-медленно, и никто из них не знал, куда и зачем идет. Но что-то ужасное, к чему нельзя подойти близко, лежало над огрызками их вожака и безудержно толкало прочь в холодную темноту; темнота же облегала их, и снегом заносило следы.
Два молодых легли в снег шагах в пятидесяти друг от друга и лежали тупо, как поленья; они не обсасывали окровавленных усов, и красные капельки на усах замерзали в жесткие ледяшки, снегом дуло в морду, но они не поворачивались к затишью. Другие тоже позалегли вразброд и лежали. А потом они опять принялись выть, но теперь каждый выл в одиночку, и если кто, бродя, натыкался на товарища, то оба поворачивали в разные стороны.
В разных местах из снега вырывалась их песня, а ветер, разыгравшийся и гнавший теперь вбок целые полосы снега, злобно и насмешливо кромсал ее, рвал и расшвыривал в разные стороны. Ничего не было видно во тьме, и казалось, что стонут сами поля.
elena-shturneva.livejournal.com
Читать онлайн “Рассказы” автора Зайцев Борис – RuLit
РАССКАЗЫ
ВОЛКИ
Там рощи шумны, фиалки сини…
Гейне
1Это тянулось уже с неделю. Почти каждый день их обкладывали и стреляли. Высохшие, с облезлыми боками, из-под которых злобно торчали ребра, с помутневшими глазами, похожие на каких-то призраков в белых, холодных полях — они лезли без разбору и куда попало, как только их подымали с лежки, и бессмысленно метались и бродили все по одной и той же местности. А охотники стреляли их уверенно и аккуратно. Днем они тяжело залегали в мало-мальски крепких кустиках, икали от голода и зализывали раны, а вечером собирались по нескольку и гуськом бродили по бесконечным, пустым полям. Темное злое небо висело над белым снегом, и они угрюмо плелись к этому небу, а оно безостановочно убегало от них и все было такое же далекое и мрачное.
Было тяжело и скучно в полях.
И волки останавливались, сбивались в кучу и принимались выть; этот их вой, усталый и болезненный, ползал над полями, слабо замирал за версту или за полторы и не имел достаточно силы, чтобы взлететь высоко к небу и крикнуть оттуда про холод, раны и голод.
Белый снег на полях слушал тихо и равнодушно; иногда от их песни вздрагивали и храпели мужицкие лошаденки в обозе, а мужики ругались и подхлестывали.
На полустанке у угольных копей иной раз слышала их молодая барышня-инженерша, прогуливаясь от дому до трактира на повороте, и ей казалось, что это поют ей отходную; тогда она закусывала губу, быстро возвращалась домой, ложилась в постель, засовывала голову между подушек и, скрипя зубами, твердила: «проклятые, проклятые».
2Был вечер. Задувал неприятный ветер и было холодно. Ьнег был одет в жесткую сухую пленочку, чуть-чуть хряскавшую всякий раз, как на нее наступала волчья лапа, и легкий холодный снежок змейками курился по этому насту и насмешливо сыпал в морды и лопатки волкам. Но сверху снега не шло, и было не очень темно: за облаками вставала луна.
Как всегда, волки плелись гуськом: впереди седой мрачный старик, хромавший от картечины в ноге, остальные — угрюмые и ободранные — старались поаккуратнее попадать в следы передних, чтобы не натруживать лап о неприятный, режущий наст.
Темными пятнами ползли мимо кустарники, большие бледные поля, по которым ветер гулял вольно и беззастенчиво — и каждый одинокий кустик казался огромным и страшным; неизвестно было, не вскочит ли он вдруг, не побежит ли, — и волки злобно пятились, у каждого была одна мысль: «скорее прочь, пусть все они там пропадают, только бы мне уйти».
И когда в одном месте, пробираясь по каким-то дальним огородам, они вдруг наткнулись на торчавший из снега шест с отчаянно трепавшейся по ветру облезшей тряпкой, все, как один, кинулись через хромого старика в разные стороны, и только кусочки наста помчались из-под их ног и шурша заскользили по снегу.
Потом, когда собрались, самый высокий и худой, с длинной мордой и перекошенными от ужаса глазами неловко и странно сел в снег.
— Я не пойду, белое кругом… белое все кругом… снег. Это смерть. Смерть это.
И он приник к снегу, как будто слушая.
— Слышите… говорит!
Более здоровые и сильные, впрочем, тоже дрожавшие, презрительно оглядели его и поплелись дальше. А он все сидел на снегу и твердил:
— Белое кругом… белое все кругом…
Когда взобрались на длинный, бесконечный взволок, ветер еще пронзительней засвистел в ушах: волки поежились и остановились.
За облаками взошла на небо луна, и в одном месте на нем мутнело желтое неживое пятно, ползшее навстречу облакам; отсвет его падал на снега и поля, и что-то призрачное и болезненное было в этом жидком молочном полусвете.
Внизу, под склоном, пятном виднелась деревня; кой-где там блестели огоньки, и волки злобно вдыхали запахи лошадей, свиней, коров. Молодые волновались.
— Пойдем туда, пойдем, все равно… пойдем. — И они щелкали зубами и сладострастно двигали ноздрями.
Но хромой старик не позволил.
И они поплелись по бугру в сторону, а потом вкось через ложбину, навстречу ветру.
Два последние долго еще оглядывались на робкие огоньки, деревню и скалили зубы:
— У-у, проклятью, — рычали они, — у-у, проклятые!
3Волки шли шагом. Безжизненные снега глядели на них своими бледными глазами, тускло отблескивало что-то сверху, внизу поземка ядовито шипела, струясь зигзагами по насту, и все это имело такой вид, будто тут, в полях, наверно знают, что никому никуда нельзя добежать, что и нельзя бежать, а нужно стоять смирно, мертво и слушать.
И теперь волкам казалось, что отставший товарищ был прав, что белая пустыня, действительно, ненавидит их; ненавидит за то, что они живы, чего-то бегают, топчутся, мешают спать; они чувствовали, что она погубит их, что она разлеглась, беспредельная, повсюду и зажмет, похоронит их в себе. Их брало отчаяние.
www.rulit.me
Волки: рассказы/ Б
Волки: рассказы/ Б. Зайцев. – [М.]: Книгоизд-во писателей в Москве, [1916]. – 80, [1] с.
ВОЛКИ
Тамъ рощи шумны, фiалки сини…
Гейне.
I
Это тянулось уже съ недѣлю. Почти каждый день ихъ обкладывали и стрѣляли. Высохшiе, съ облѣзлыми боками, изъ-подъ которыхъ злобно торчали ребра, съ помутнѣвшими глазами, похожiе на какихъ-то призраковъ въ бѣлыхъ холодныхъ поляхъ — они лѣзли безъ разбору и куда попало, какъ только ихъ подымали съ лежки, и безсмысленно метались и бродили все по одной и той же мѣстности. А охотники стрѣляли ихъ увѣренно и аккуратно. Днемъ они тяжело залегали въ мало-мальски крѣпкихъ кустикахъ, икали отъ голода и зализывали раны, а вечеромъ собирались по нѣскольку и гуськомъ бродили по безконечнымъ пустымъ полямъ. Темное злое небо висѣло надъ бѣлымъ снѣгомъ, и они угрюмо плелись къ этому небу, а оно безостановочно убѣгало отъ нихъ и все было такое же далекое и мрачное.
Было тяжело и скучно въ поляхъ.
И волки останавливались, сбивались въ кучу и принимались выть; этотъ ихъ вой, усталый и болѣзненный, ползалъ надъ полями, слабо замиралъ за версту или за полторы и не имѣлъ достаточно силы, чтобы взлетѣть высоко къ небу и крикнуть оттуда про холодъ, раны и голодъ.
// 3
Бѣлый снѣгъ на поляхъ слушалъ тихо и равнодушно; иногда отъ ихъ пѣсни вздрагивали и храпѣли мужицкія лошаденки въ обозѣ, а мужики ругались и подхлестывали.
На полустанкѣ у угольныхъ копей иной разъ слышала ихъ молодая барыня-инженерша, прогуливаясь отъ дому до трактира на заворотѣ, и ей казалось, что это поютъ ей отходную; тогда она закусывала губу, быстро возвращалась домой, ложилась въ постель, засовывала голову между подушекъ и, скрипя зубами, твердила: «проклятые, проклятые».
II
Былъ вечеръ. Задувалъ непріятный вѣтеръ и было холодно. Снѣгъ былъ одѣтъ въ жесткую сухую пленочку, чуть-чуть хряскавшую всякій разъ, какъ на нее наступала волчья лапа, и легкій холодный снѣжокъ змѣйками курился по этому насту и насмѣшливо сыпалъ въ морды и лопатки волкамъ. Но сверху снѣга не шло, и было не очень темно: за облаками вставала луна.
Какъ всегда, волки плелись гуськомъ: впереди сѣдой мрачный старикъ, хромавшій отъ картечины въ ногѣ, остальные ― угрюмые и ободранные ― старались поаккуратнѣе попадать въ слѣды переднихъ, чтобы не натруживать лапъ о непріятный, рѣжущій настъ.
Темными пятнами ползли мимо кустарники, большія блѣдныя поля, по которымъ вѣтеръ гулялъ вольно и беззастѣнчиво ― и каждый одинокій кустикъ казался огромнымъ и страшнымъ; неизвѣстно было, не вскочитъ ли онъ вдругъ, не побѣжитъ ли, ― и волки злобно пятились, и у каждаго была одна мысль: «скорѣе прочь, пусть всѣ они тамъ пропадаютъ, только бы мнѣ уйти».
И когда въ одномъ мѣстѣ, пробираясь по какимъ-то дальнимъ огородамъ, они вдругъ наткнулись на торчавшій изъ снѣга шестъ съ отчаянно трепавшейся по вѣтру обмерзшей
// 4
тряпкой, всѣ, какъ одинъ, кинулись черезъ хромого старика въ разныя стороны, и только кусочки наста помчались изъ-подъ ихъ ногъ и шурша заскользили по снѣгу.
Потомъ, когда собрались, самый высокій и худой, съ длинной мордой и перекошенными отъ ужаса глазами, неловко и странно сѣлъ въ снѣгъ.
― Я не пойду дальше, ― заикаясь говорилъ онъ и щелкалъ зубами.
― Я не пойду, бѣлое кругомъ… бѣлое все кругомъ… снѣгъ. Это смерть. Смерть это.
И онъ приникъ къ снѣгу, какъ-будто слушая.
― Слышите… говорятъ!
Болѣе здоровые и сильные, впрочемъ тоже дрожавшіе, презрительно оглядѣли его и поплелись дальше. А онъ все сидѣлъ на снѣгу и твердилъ:
― Бѣлое кругомъ… бѣлое все кругомъ…
Когда взобрались на длинный, безконечный взволокъ, вѣтеръ еще пронзительнѣй засвистѣлъ въ ушахъ: волки поежились и остановились.
За облаками взошла на небо луна, и въ одномъ мѣстѣ на немъ мутнѣло желтое неживое пятно, ползшее навстрѣчу облакамъ; отсвѣтъ отъ него падалъ на снѣга и поля, и что-то призрачное и болѣзненное было въ этомъ жидкомъ молочномъ полусвѣтѣ.
Внизу, подъ склономъ, пятномъ виднѣлась деревня; кой-гдѣ тамъ блестѣли огоньки, и волки злобно вдыхали запахи лошадей, свиней, коровъ.
― Пойдемъ туда, пойдемъ, ― говорили молодые, ― все равно… пойдемъ. И они щелкали зубами и сладострастно двигали ноздрями.
Но хромой старикъ не позволилъ.
И они поплелись по бугру въ сторону, а потомъ вкось черезъ ложбину, навстрѣчу вѣтру.
Два послѣдніе долго еще оглядывались на робкіе огоньки и деревню и скалили зубы:
― У-у, проклятые, ― рычали они, ― у-у, проклятые!
// 5
III
Волки шли шагомъ. Безжизненные снѣга глядѣли на нихъ своими блѣдными глазами, тускло отблескивало что-то сверху, внизу поземка ядовито шипѣла, струясь зигзагами по насту, и все это имѣло такой видъ, будто тутъ, въ поляхъ, навѣрно знаютъ, что никому никуда нельзя добѣжать, что и нельзя бѣжать, а нужно стоять смирно, мертво и слушать.
И теперь волкамъ казалось, что отставшiй товарищъ былъ правъ, что бѣлая пустыня, дѣйствительно, ненавидитъ ихъ; ненавидитъ за то, что они живы, чего-то бѣгаютъ, топчутся, мѣшаютъ спать; они чувствовали, что она погубитъ ихъ, что она разлеглась, безпредѣльная, повсюду и зажметъ, похоронитъ ихъ въ себѣ. Ихъ брало отчаянiе.
— Куда ты ведешь насъ? — спрашивали они старика. — Знаешь ли ты путь? Выведешь ли куда-нибудь? — Старикъ молчалъ.
А когда самый молодой и глупый волчишка сталъ особенно приставать съ этимъ, онъ обернулся, тускло поглядѣлъ на него и вдругъ злобно и какъ-то сосредоточенно куснулъ вмѣсто отвѣта за загривокъ.
Волчишка взвизгнулъ и обиженно отпрыгнулъ въ сторону, проваливаясь по брюхо въ снѣгъ, который подъ настомъ былъ холодный и сыпучiй. Было еще нѣсколько дракъ — жестокихъ, ненужныхъ и непрiятныхъ.
Разъ послѣднiе двое отстали, и имъ показалось, что лучше всего лечь и сейчасъ же умереть; они завыли, какъ имъ казалось, передъ смертью, но когда переднiе, трусившiе теперь въ бокъ, обратились въ какую-то едва колеблющуюся черную ниточку, которая по временамъ тонула въ молочномъ снѣгѣ, стало такъ страшно и ужасно однимъ подъ этимъ небомъ, начинавшимся въ летящемъ снѣгу прямо надъ головой и шедшимъ всюду, въ подсвистывавшемъ вѣтрѣ, что оба они галопомъ въ четверть часа догнали товарищей, хотя товарищи были зубастые, голодные и раздраженные.
// 6
IV
До разсвѣта оставалось часа полтора. Волки стояли кучей вокругъ старика. Куда онъ ни оборачивался, вездѣ видѣлъ острыя морды, круглые, блестящiе глаза и чувствовалъ, что надъ нимъ повисло что-то мрачное, давящее, и если чуть шелохнуться, оно обсыплется и задавитъ.
— Гдѣ мы? — спрашивалъ кто-то сзади тихимъ, сдавленнымъ отъ бѣшенства голосомъ.
— Ну-ка? Когда мы придемъ куда-нибудь?
— Товарищи, — говорилъ старый волкъ, — вокругъ насъ поля: они громадны, и нельзя сразу выйти изъ нихъ. Неужели вы думаете, что я поведу васъ и себя на гибель? Правда, я не знаю навѣрно, куда намъ итти. Но кто это знаетъ? — Онъ дрожалъ, пока говорилъ, и безпокойно оглядывался по сторонамъ, и эта дрожь въ почтенномъ, сѣдомъ старикѣ была тяжела и непрiятна.
— Ты не знаешь, не знаешь, — крикнулъ все тотъ же дикiй, непомнящiй голосъ. — Долженъ знать! — И прежде чѣмъ старикъ успѣлъ разинуть ротъ, онъ почувствовалъ что-то жгучее и острое пониже горла, мелькнули на вершокъ отъ лица чьи-то желтые, невидящiе отъ ярости глаза, и сейчасъ же онъ понялъ, что погибъ. Десятки такихъ же острыхъ и жгучихъ зубовъ, какъ одинъ, впились въ него, рвали, выворачивали внутренности и отдирали куски шкуры; всѣ сбились въ одинъ катающiйся по землѣ комокъ, всѣ сдавливали челюсти до того, что трещали зубы. Комокъ рычалъ, по временамъ въ немъ сверкали глаза, мелькали зубы, окровавленныя морды. Злоба и тоска, выползавшая изъ этихъ ободранныхъ худыхъ тѣлъ, удушливымъ облакомъ подымалась надъ этимъ мѣстомъ, и даже вѣтеръ не могъ разогнать ее. А заметюшка посыпала все мелкимъ снѣжочкомъ, насмѣшливо посвистывала, неслась дальше и наметала пухлые сугробы.
Было темно.
Черезъ десять минутъ все кончилось.
// 7
На снѣгу валялись ободранные клочья, пятна крови чуточку дымились, но очень скоро поземка замела все, и изъ снѣга торчала только голова съ оскаленной мордой и закушеннымъ языкомъ; тусклый тупой глазъ замерзалъ и обращался въ ледяшку. Усталые волки расходились въ разныя стороны; они отходили отъ этого мѣста, останавливались, оглядывались и тихонько брели дальше; они шли медленно-медленно, и никто изъ нихъ не зналъ, куда и зачѣмъ идетъ. Но что-то ужасное, къ чему нельзя подойти близко, лежало надъ огрызками ихъ вожака и безудержно толкало прочь въ холодную темноту; темнота же облегала ихъ, и снѣгомъ заносило слѣды.
Два молодыхъ легли въ снѣгъ шагахъ въ пятидесяти другъ отъ друга и лежали тупо, какъ полѣнья; они не обсасывали окровавленныхъ усовъ, и красивыя капельки на усахъ замерзли въ жесткія ледяшки, снѣгомъ дуло въ морду, но они не поворачивались къ затишью. Другіе тоже позалегли вразбродъ и лежали. А потомъ они опять принялись выть, но теперь каждый вылъ въ одиночку, и если кто, бродя, натыкался на товарища, то оба поворачивали въ разныя стороны.
Въ разныхъ мѣстахъ изъ снѣга вырывалась ихъ пѣсня, а вѣтеръ, разыгравшійся и гнавшій теперь въ бокъ цѣлыя полосы снѣга, злобно и насмѣшливо кромсалъ ее, рвалъ и расшвыривалъ въ разныя стороны. Ничего не было видно во тьмѣ, и казалось, что стонутъ сами поля.
//
philolog.petrsu.ru
БОРИС ЗАЙЦЕВ ( ) ВОЛКИ
Как волк своё получил
Как волк своё получил дна’жды но’чью лиса’ пошла’ в ау’л 1 за ку’рицей. Она’ пошла’ туда’ потому’, что о’чень хоте’ла есть. В ау’ле лиса’ укра’ла* са’мую большу’ю ку’рицу и бы’стро-бы’стро побежа’ла в
ПодробнееЗаяц и гиена. Суданские сказки
vmireskazki.ru Сказки народов Африки Суданские сказки Заяц и гиена Суданские сказки Было голодное время. Заяц сделал себе из змеиной кожи барабан, вырезал себе палку, налил воды в свою калебасу – бутылочную
ПодробнееУильям МакКлири ИСТОРИЯ ПРО ВОЛКА МАЙКУ
Уильям МакКлири ИСТОРИЯ ПРО ВОЛКА МАЙКУ Глава Первая Как-то раз один папа укладывал своего сына спать. Майкл, которому уже исполнилось пять лет, попросил рассказать историю на ночь. Хорошо, согласился
ПодробнееМонетки в море Мы монетки кидали в море, Но сюда мы, увы, не вернулись. Мы с тобою любили двое, Но не вместе в любви захлебнулись. Нашу лодку разбили
Монетки в море Мы монетки кидали в море, Но сюда мы, увы, не вернулись. Мы с тобою любили двое, Но не вместе в любви захлебнулись. Нашу лодку разбили волны, И любовь потонула в пучине, Мы с тобою любили
ПодробнееКазаков никишкины тайны слушать
Казаков никишкины тайны слушать >>> Казаков никишкины тайны слушать Казаков никишкины тайны слушать Красен лес, а из-под земли камни обомшелые, темные и бурые, выпирают, да стоят особняком серые, изуродованные,
ПодробнееВсё и вся и в кучу смять
Ссылка на материал: https://ficbook.net/readfic/6696469 Всё и вся и в кучу смять Направленность: Джен Автор: Квакша ква (https://ficbook.net/authors/2822263) Фэндом: Хантер Эрин «Коты-Воители» Рейтинг:
ПодробнееПрезентация Герасимова Дмитрия Класс 1 А
Презентация Герасимова Дмитрия Класс 1 А Моя любимая книга: Что делать, если, автор Людмила Петрановская. В этой книге в увлекательной форме рассказывается, как правильно поступать в сложных ситуациях,
ПодробнееСценарий по сказке «Три поросенка»
Сценарий по сказке «Три поросенка» Тема: Театрализация английской сказки “Три поросенка” Цель: Знакомство с английской сказкой, через театрализацию развивать эмоциональную речь. Закрепить умение артистично
ПодробнееФантазёры. Николай Носов
Николай Носов Фантазёры Мишутка и Стасик сидели в саду на скамеечке и разговаривали. Только они разговаривали не просто, как другие ребята, а рассказывали друг другу разные небылицы, будто пошли на спор,
ПодробнееН. Носов «Фантазёры» «Русинка» 1 класс
Н. Носов «Фантазёры» «Русинка» 1 класс ФАНТАЗЁРЫ Мишутка и Стасик сидели в саду на скамеечке и разговаривали. Только они разговаривали не просто, как другие ребята, а рассказывали друг другу разные небылицы,
ПодробнееМысли (Серия стихотворений)
Работа загружена с сайта Typical Writer.ru http://typicalwriter.ru/publish/2582 Mark Haer Мысли (Серия стихотворений) Последнее изменение: 08 октября 2016 (c) Все права на эту работу принадлежат автору
Подробнее14 ДЕКАБРЯ 2014г Имя: Домашняя работа 12
14 ДЕКАБРЯ 2014г Имя: Домашняя работа 12 Дорогие друзья! На занятии мы обсуждали, как в разных странах празднуют Новый год! А как вы собираетесь отмечать праздники? Может быть, вы поедете путешествовать
Подробнее20 ДЕКАБРЯ 2015г Имя: Домашняя работа 12
20 ДЕКАБРЯ 2015г Имя: Домашняя работа 12 Предлагаю тебе написать вторую историю в твоей книге. Эта история будет о тебе. Напиши, что тебе нравится, а что нет. Кто твои друзья? Каким спортом ты занимаешься?
ПодробнееТЕСТ 27. Фамилия, имя Прочитай текст.
Страница: 1 ТЕСТ 27 Фамилия, имя Прочитай текст. ДРУЗЬЯ Однажды лесник расчищал в лесу просеку и высмотрел лисью нору. Он раскопал нору и нашёл там одного маленького лисёнка. Видно, лисицамать успела остальных
ПодробнееРасскажите детям о зиме
Расскажите детям о зиме Чародейка-Зима вступила в свои права. Щедро сыплет она из косматого рукава белый пух. Это снег. Он постепенно покрывает всю землю. В яркий морозный день снег на свету как будто
Подробнееиздательство «Златоуст»
Хорошо’ дое’хали? спроси’л сын, прислу’шиваясь к же’нскому го’лосу из-за две’ри. Он знал, что э’то был го’лос той да’мы, кото’рая встре’тилась ему’ при вхо’де. Да’ма сно’ва вошла’ в вагон. Вро’нский вспо’мнил
ПодробнееПалочка-выручалочка. Владимир Сутеев
Владимир Сутеев Палочка-выручалочка Шёл Ёжик домой. По дороге нагнал его Заяц, и пошли они вместе. Вдвоём дорога вдвое короче. До дома далеко идут, разговаривают. А поперёк дороги палка лежала. За разговором
ПодробнееУДК 82(1-87) ББК 84(4Гем) Г 84
УДК 82(1-87) ББК 84(4Гем) Г 84 Г 84 Гримм Я. и В. Золотой гусь : сказки / Братья Гримм ; [пер. с нем. Г. Н. Петникова ; ил. А. Симанчука]. М. : Эксмо, 2014. 112 с. : ил. (Книги мои друзья). УДК 82(1-87)
ПодробнееБар При поддержке портала “БЛИК”
Игорь Бондарчук aka -РЕН-т-ГЕН- Бар При поддержке портала “БЛИК” http://stalker-lit.ucoz.com/ Бар 1 Действующие лица: Писатель (П) – не молодой человек лет 45, высокий, худой, с лысиной на голове, на лице
ПодробнееЧасы пробили полночь
Работа загружена с сайта Typical Writer.ru http://typicalwriter.ru/publish/5097 Ростислав Пономарев Часы пробили полночь Последнее изменение: 16 января 2017 (c) Все права на эту работу принадлежат автору
ПодробнееСКАЗКИ
СКАЗКИ 6 ПЕТУШОК И БОБОВОЕ ЗЁРНЫШКО Жили-были петушок и курочка. Петушок всё торопился, всё торопился, а курочка знай себе приговаривает: Петя, не торопись! Петя, не торопись! Клевал как-то петушок бобовые
ПодробнееРисунки А. Андреева ЛЁЛЯ И МИНЬКА ЁЛКА В этом году мне исполнилось, ребята, сорок лет. Значит, выходит, что я сорок раз видел новогоднюю ёлку. Это много! Ну, первые три года жизни я, наверно, не понимал,
ПодробнееТри “Прости” История первая
Три “Прости” Молодой врач сидел за столом и напряженно сжимал кулаки. Он нервничал. Совсем недавно он начал самостоятельную медицинскую практику как акушер-гинеколог, и сегодня… История первая Молодой
ПодробнееКАК СЛОН СПАС ХОЗЯИНА ОТ ТИГРА
У КАК СЛОН СПАС ХОЗЯИНА ОТ ТИГРА индусов есть ручные слоны. Один индус пошёл со слоном в лес по дрова. Лес был глухой и дикий. Слон протаптывал хозяину дорогу и помогал валить деревья, а хозяин грузил
ПодробнееВлас Михайлович Дорошевич Человек
Влас Михайлович Дорошевич Человек http://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=655115 Аннотация «Однажды Аллах спустился на землю, принял вид самого, самого простого человека, зашел в первую попавшуюся
ПодробнееРисунки А. Андреева ЛЁЛЯ И МИНЬКА ЁЛКА В этом году мне исполнилось, ребята, сорок лет. Значит, выходит, что я сорок раз видел новогоднюю ёлку. Это много! Ну, первые три года жизни я, наверно, не понимал,
ПодробнееСПОРТИВНО-РАЗВЛЕКАТЕЛЬНОЕ МЕРОПРИЯТИЕ
СПОРТИВНО-РАЗВЛЕКАТЕЛЬНОЕ МЕРОПРИЯТИЕ для детей1 младшей группы ТЕМА: «В гости к Мишеньке-медведю». Подготовила: Щербакова Светлана Анатольевна. Цель: закрепить основные виды движения: ходьбу по ограниченной
ПодробнееЧЕБУРАШКА. Э. Успенский
Э. Успенский ЧЕБУРАШКА Я был когда-то странной Игрушкой безымянной, К которой в магазине никто не подойдёт, Теперь я Чебурашка, Мне каждая дворняжка При встрече сразу лапу подаёт. Мне не везло сначала,
ПодробнееИнсценировка сказки Е. Кругловой «Школа Теремок»
Инсценировка сказки Е. Кругловой «Школа Теремок» Действующие лица: Муха, Комарик, Мышка, Лягушка, Зайчик, Лисичка, Волк, Медведь, ведущий, учитель Ведущий: Стоит в поле теремок, Он не низок не высок, Теремочек
ПодробнееМосква Издательство АСТ
Москва Издательство АСТ Виктор Драгунский ТАЙНОЕ СТАНОВИТСЯ ЯВНЫМ Я услышал, как мама в коридоре сказала кому-то: Тайное всегда становится явным. И когда она вошла в комнату, я спросил: Что это значит,
ПодробнееТы мне тоже. Ссылка на материал:
Ссылка на материал: https://ficbook.net/readfic/6082543 Ты мне тоже Направленность: Слэш Автор: Бедро испуганнной Нимфы (https://ficbook.net/authors/1613748) Фэндом: Ивановы-Ивановы Пейринг или персонажи:
ПодробнееНадежда Щербакова. Ральф и Фалабелла
Надежда Щербакова Ральф и Фалабелла Жил на свете кролик. Его звали Ральф. Но это был необычный кролик. Самый большой в мире. Такой большой и неуклюжий, что не мог даже бегать и скакать, как остальные кролики,
ПодробнееСын подглядывает за спящей мамой
Сын подглядывает за спящей мамой >>> Сын подглядывает за спящей мамой Сын подглядывает за спящей мамой А что это значит для Вас, Ника? Послышался звук, похожий на треск расстегивания молнии на сумке. Папа
Подробнее«Чебурашка на дороге»
«Чебурашка на дороге» (игровое развлечение по ПДД для старших групп) Цель: закрепление правил дорожного движения через игры, стихи и песни. Оборудование : костюм Чебурашки, Шапокляк, машины на палочке
ПодробнееО том, что можно и чего нельзя
О том, что можно и чего нельзя Что это мы все про детей да про детей! Давайте немного и про родителей. Тем более что некоторые из моих уважаемых читателей так прямо и заявляют: «Что это вы все время на
Подробнееdocplayer.ru
комиксы, гиф анимация, видео, лучший интеллектуальный юмор.
Ольвия – самый древний полис Причерноморья
На протяжении веков на остатках античного города-государства Ольвии, что вблизи села Парутино на Причерноморье, проводили раскопки и вели научную работу археологи и историки со всей Европы. И из-за проблем с инфраструктурой, транспортным сообщением эта частица античной Греции в Украине долгое время оставалась без внимания туристов. Это самая целостная достопримечательность античности, которую можно посетить и интерес к которой ежегодно растет.Национальный историко-археологический заповедник «Ольвия» был основан в 1926 году. Сегодня заповедник состоит из двух частей: города Ольвии с некрополем и территории современного острова Березань, что напротив Черноморской косы. Ближайшее к заповеднику большой город – Николаев – в 40 км отсюда.
На территории заповедника действуют: музей, где представлены находки из раскопок (более 96 тыс. Экспонатов) и лапидарий (музей камня – ред.), В котором хранятся архитектурные детали, надгробия, орудия труда, скульптуры и плиты с надписями и текстами декретов. Заповедник имеет свои научные фонды и библиотеку. Основной частью музея экспозиция остатков античной архитектуры под открытым небом: более полутора десятка участков. Раскопки одного участка могут длиться годами.
Заповедник призван охранять и сохранять памятники и артефакты античной Ольвии, проводить ремонтные и музефикацийни работы по воссозданию пропавших элементов, в частности кладок стен.
К концу XVIII в. городище на берегу Бугского лимана не было официально признанной памятником археологии. Лишь в конце века немецкий этнограф Петер Симон Палас совместно с российским писателем Павлом Сумарковим таки доказали, что городище – это и есть остатки античной Ольвии.
Первую точную карту города составили в 50-х годах XIX в. Тогда же стартовала первая археологическая экспедиция, стало началом профессионального исследования Ольвии. Системные же раскопки начали проводить в начале ХХ в.
В советское время вокруг памятника активно селились бывшие узники советских тюрем, которые вскоре начали проводить собственные «раскопки» и продавать за бесценок археологические находки, античную керамику и древние монеты.
Официальные раскопки возобновились в 1970-е годы и продолжаются до сих пор. До недавнего времени здесь работала исключительно украинская археологическая экспедиция, а с 2016 года также работает группа археологов из Польши и Германии под эгидой Института археологии, который имеет исключительное право на проведение раскопок на территории Украины.
Кроме групп археологов, на территории заповедника постоянно проживают только представители здешней фауны: кроме змей, сколопендр, зайцев и лис, здесь сегодня нет жителей. Фауна довольно широкая, потому что охота запрещена. Здесь себя очень хорошо чувствуют лисы, зайцы, даже волки заскакивают ночью.
Ежегодная археологическая экспедиция начинается здесь в конце июня – начале июля. В специально построенных домиках живут руководители экспедиций. Студенты же, приезжающих на раскопки как на практику, живут в палаточном городке в Заячьей Балке, в южной части городища.
Эта территория уникальна тем, что на ее землях не было оседлого населения – как до прихода греков, так и после них. Она как была подготовлена именно для античных колоний: никто ее не трогал до VI века до н. е. и почти не было оседлого населения после IV века н. е. Чистая античная территория.
Город-республика Ольвия была основана в VI в. до н. е. выходцами из древнегреческого города Милет. Своим расцветом она оправдывала свое имя, которое в переводе с греческого означает «счастливая, благословенная». В античной литературной традиции Ольвию нередко называли еще Борисфеном, а ее жителей – ольвиополитами или борисфенитами.
О власти в Ольвии начали думать уже в V в. до н. е., о чем свидетельствует появление первого государственного документа Ольвии – почетного декрета, который был вырезан на камне. Вся власть в городе фактически принадлежала крупным рабовладельцам. Рабов торговцы получали в обмен на ремесленную продукцию. Поэтому рабы поступали в Ольвии так же, как, скажем, хлеб, скот, рыба или шерсть.
Античная Ольвия была богатой мастеров: гончаров, каменщиков, мастеров по дереву. Немало изделий ольвийские купцы продавали в государствах греческой метрополии, где вместо покупали множество других вещей – от вкусного вина и масла к украшениям и произведений искусства.
Благодаря торговле Ольвия поддерживала связи с такими крупными городами, как Афины, Коринф, Александрия и даже городами Малой Азии (современная Турция). Через свою активную торговую деятельность Ольвия даже входила в первый Афинского морского союза. Для удобства торговли Ольвия выпускала свои монеты в виде дельфинов – в основном медные и серебряные, реже – золотые.
Ольвия интересна для исторической науки не только сейчас, она была такой еще в далекие античные времена. Лучшим подтверждением этому служат посещение Ольвии известным греческим историком Геродотом в V в. до н. е.
Интересно, что в III в. до н. е. город пытался осадить один из полководцев Александра Македонского, Зопирион. В целом город часто подвергался набегам варваров, власть менялась, а в 48 году до н. е. геты во главе с царем Буребистой вообще захватили и разрушили город. После восстановления его площадь уменьшилась втрое, власть перешла к скифам, но набеги варваров не прекратились.
Во II в. н. е. по просьбе Ольвии в город вошел римский гарнизон и построил на ее территории цитадель. В Ольвии находился лишь небольшой римский гарнизон, но к тому времени авторитет Римской империи был очень большой, поэтому пребывание даже небольшого войска в определенном городе уже заставляло задуматься даже самых ярых варварских полководцев. Достаточно долгое время Рим сыграл очень положительную роль в сохранении именно Ольвии и в невозможности ее уничтожения.
В III ст. – из-за внутренних проблем римляне должны были покинуть город и Ольвия снова стала доступной для набегов варварских племен. Вскоре геты разрушили цитадель, а в начале IV в. нападения гуннов привели к окончательному уничтожению Ольвии.
После упадка Ольвии территория оставалась незаселенной течение 14 веков. К середине XIX века античный город буквально разбирался по камешку, в первую очередь местными жителями. Так, османы, которые успели пожить на этой территории, разобрали подавляющее количество наземных зданий и даже построили из античного камня крепость Ачи-Кале, то есть будущий Очаков.
Жители Ольвии, начиная еще с конца XVIII – начала XIX века, строили свои дома также из остатков наземных сооружений Ольвии, потому что зачем ломать голову, где взять строительный материал, если рядом есть куча камней. Сейчас даже если проводятся ремонты в старых домах, то обязательно в стене или остатки алтаря ольвийского, или какой-то архитектурной ольвийской детали.
Чтобы понять весь тей педантизм, который был воплощен в пространстве античного города, стоит вспомнить, что Ольвия была спроектирована по системе греческого архитектора Гипподама, который спроектировал также Александрию. Городское планирование здесь будто основывалось на каком тактильном ощущении, когда все должно быть на своем месте.
В центре города располагалась главная площадь – агора. Здесь собиралась очень разная публика: от обычных горожан и торговцев в местные поэтов, музыкантов и философов. Посреди площади располагалась большая здание, в котором купеческие собрания чередовались с культовыми обрядами. Главная площадь города граничила с центральным кварталом, улочки которого охватывали два главных рынка, театр, гимназию, суд и парламент. Счастливчики, которые жили вблизи центральной части города, могли решать все свои дела фактически на расстоянии считанных шагов.
Отдельного упоминания заслуживает отношение жителей Ольвии в собственных святынь. Неподалеку главной площади находилась священная территория – теменос, которая включала храмы Зевса и Аполлона Дельфиния, а также центральный алтарь. Чтобы понять ценность этих сооружений, достаточно узнать о действиях местных жителей во время набегов. Храм Зевса и храм Аполлона Дельфиния, покровителя Ольвии, были разобраны самими жителями Ольвии во время одного из набегов кочевых племен для того, чтобы варвары не осквернили священные места.
Центральный алтарь был едва ли не самым ценным культовой достопримечательностью города, поэтому, когда ожидался очередной набег варваров, жители Ольвии засыпали его землей. Поэтому во время археологических раскопок алтарь обнаружили практически не поврежденным. Таким образом Ольвии удалось уберечь собственные святыни и сделать их частью истории.
Ольвийские улицы были прямыми и перпендикулярными друг другу, ориентированными преимущественно с запада на восток. Город был разделен на кварталы, в каждом из которых было десять дворов. Все общественные здания так же, как и городские площади и рынки, составили по размеру жилым кварталам (100 × 40 м). Общественные и жилые здания обычно возводили из камня, а крыша покрывали надежной черепицей. В проходах между кварталами были оснащены траншеи для канализации, перекрыты плитами.
В Ольвии существовала система канализации с отводом канализационных стоков за пределы города. В те времена отходы выливались не в реку, как у нас сейчас, или когда канализация течет рядом с гуляющими детьми. В Ольвии такого не было.
Античная Ольвия была окружена крепкими стенами и оборонительными башнями и это повлияло на облик города. Интересный факт: богатый местный купец Протоген давал средства на строительство крепостных стен вокруг города, чтобы хоть как-то защитить Ольвию от варварских набегов. За этот поступок в его честь был установлен мраморный декрет (плита с текстом).
Большая часть античной Ольвии представляла собой сеть плотных кварталов с узкими переулками. Учитывая, что территория города была обнесена оборонительными стенами, территорию Ольвии уже невозможно было расширить. Именно поэтому жители старались застраивать как можно плотнее ту территорию, которая уже была защищена.
Несмотря на ограниченную площадь домов, местная знать прибегала к строительству двухэтажных домиков. Дома самых владельцев обычно украшались фресками, мозаиками и колоннами. В их домах красовались терракотовые карнизы, египетские редкие вазы из алебастра и ювелирные украшения из Коринфа. С самых Афин в Ольвии привозили скульптуры, архитектурные детали и керамику с чернофигурной вазописью.
Нельзя обойти вниманием также южную часть города, где фактически и зародилась городская жизнь, и здесь, как утверждают ученые, оно и завершилось. В VI в. до н. е. на этой территории были построены землянки первых колонистов и в IV в. н.э. здесь, на этом месте жили уже последние жители Ольвии. Эта часть Ольвии славилась крутыми склонами и мощным портом, который давал возможность активно заниматься торговлей. Почти каждый клочок этой земли был застроен, даже крутые склоны. Когда уровень моря, а соответственно и лимана, поднимался, территория начала подтапливаться, земля начала опадать в реку. Жители Ольвии начали каким-то образом укреплять свои дома большими стенами, которые по факту служили подпорками местных домов. Поэтому почти каждый местный домик – такая небольшая крепость.
Несмотря на все усилия, природа диктовала свои условия, и когда уровень моря существенно поднялся, эта часть города вместе с большим портом и всем побережьем постепенно оказалась под водой. Сегодня под водой находится около 300-400 м античной территории Ольвии. Сейчас подводные раскопки проводить практически невозможно из-за большого течение и ила, которые уже на следующий день сводят на нет все усилия. Чтобы нормально провести подводные исследования – надо сделать дамбу, осушить эту территорию и потом уже проводить раскопки.
Культы Ольвии
На начальном этапе существования города в нем властвовали мольпы – древнейший аристократический мужской союз (кстати, из всех милетских колоний в Причерноморье мольпы документально зафиксированы только в Ольвии). Они особенно почитали культ Аполлона Дельфина, который был также популярен в Милете, Афинах, Спарте и других греческих городах-государствах.
А вот культ Аполлона Врача, который соперничал с ним, был явно местного происхождения, и именно он стал идеологическим знаменем демократической “партии”. Можно предположить, что за религиозным противостоянием группировок Дельфина (мольпы) и Доктора (демос) стояла борьба за политическую и религиозную независимость Ольвии
от метрополии и соседних полисов.
Победа сторонников демократии была одержана благодаря непосредственной помощи мощного флота демократических Афин. Знаменитый Перикл лично возглавил морскую экспедицию в Ольвии, чтобы поддержать местных демократов.
Ольвийская религиозно-политическая революция привела к изгнанию из Ольвии мольпив, хотя наверное некоторая их часть ушла в подполье. Вероятно, в знак этой победы идей демократии в Ольвии начали чеканить монеты с изображением орла, стоящего на дельфине (знак мольпив).
Кстати, дельфины в причерноморских городах-государствах имели промышленное значение – их пасли, как пасут коров или коз, и не случайно их изображения были здесь такими популярными.
Ольвийскую демократию олицетворял культ Демоса и античного героя Геракла, призванных наглядно демонстрировать союз героя и народа.
Интересно, что среди набожных ольвиополитов уже тогда встречались атеисты. Уроженец Ольвии известный древнегреческий философ Бион Борисфенит среди греков слыл ярым безбожником, который только перед смертью обратился к богам.
В ольвиополитов был такой довольно интересный обычай, как весенние праздники в честь местного ольвиополитского бога Аполлона Таргелия. Главная идея этого передурожайного очищающего праздника заключалась в следующем. В день Аполлона Таргелия городом водили преступников, чтобы они впитали в себя всю нечисть и таким образом очищали город. Затем, убивая или изгоняя преступников из страны, жители избавлялись от накопленной за год скверны (А. С. Русяева).
Замена Аполлона Врача на универсального Аполлона Простата (Защитника) знаменовала собой очередной «радикальный перелом в религиозной жизни». Очевидно, демократию заменила военная олигархия. Забота о культе Простата возлагалось на коллегию стратегов-полководцев. Именно поэтому храм Простата в Ольвии был богатый. Его священная казна пополнялась за счет подношений поклонников и военной добычи (чаще всего это было оружие врага).
Обновление демократического строя в Ольвии сопровождалось новыми изменениями в культурной сфере. Новый демократический культ Зевса Элевтерия (Освободителя) был заимствован из Афин.
Поражают многочисленность и разнообразие культов в Ольвии. Одних только Афродит – покровительниц семьи – было несколько. Среди них, например, Афродита Апатур (обманщица), заступница всех неверных мужчин и женщин, святилище которой находилось в Фанагории на полуострове Тамань. Были также Афродита Сирийская, Афродита Морская, Афродита Сладкая, Афродита, Которая Счастливо Плавает и др.
Указывая на существование тесной связи между политическим и религиозным жизнью ольвиополитов, исследовательница религиозных культов античного Причерноморья А. С. Русяева очень точно подытожила: «Религия всегда играла основную роль в государственной системе Ольвии, многим помогая созданию нравственных ценностей и этнического самосознания , осмыслению гражданского долга, этических норм, где почитание и любовь к богам, отечества, родителей были взаимообусловленными и мыслились как неразрывное целое, где нарушение одного влекло за собой пренебрежение ко всему остальному».
Для повседневной жизни причерноморского города был характерен достаточно размеренный ритм. В свободное от политических дел время жители Ольвии отдавались безделью. Особенно любили они застолья и банкеты, которые греки называли «симпозиумами». Согласно эллинским обычаям, мужчины пировали полулежа, а женщины сидели на стульях. Рабы мыли гостям руки и ноги. Не было ложек, вилок, ножей – ели руками, поэтому их приходилось часто мыть. Пальцы обтирали обрезками хлеба (позднее – ароматной глиной). В известном произведении римского автора Петрония «Пир Тримальхиона» богач вытирает руки о вьющиеся волосы мальчиков-рабов.
Подобно наших современников, греки были страстными любителями различных шоу. Кроме театральных зрелищ, они устраивали, например, такие экзотические представления, как конкурсы красоты для младенцев.
Туризм
За год количество посетителей заповедника составляет около 10 000, и его сотрудники не теряют надежду, что это место станет куда более популярным и известным. В советское время и большую часть периода независимой Украины территория Ольвии позиционировалась исключительно как научный объект, никаких серьезных попыток продвигать заповедник в туристическом плане, к сожалению, не было. Сейчас пытются немножко изменить этот подход – наряду с наукой попробуют развивать туризм, так как туризм – это деньги, а деньги – это развитие этого места.
Несмотря на проблемы с путями и подъездами к заповеднику, за последние три-четыре года интерес туристов к Ольвии все же увеличился. Не каждая область может похвастаться тем, что выдающаяся частица Греции находится на ее территории.
Ольвию посещали и туристы из Греции:
– Они чуть не целовали здесь камни. Мы были очень удивлены тем, настолько важно люди относятся к своей культуре, к истории.
По словам директора, посещать заповедник лучше всего весной. Здесь возможны не только организованные экскурсии, но и зеленый туризм и семейный отдых. Лучшее время для отдыха – это апрель, май. В это время изобилуют все ароматы полевых цветов и степных трав. Здесь можно глубоко вдохнуть воздух и почувствовать запах степи. Кусочек Ольвии – это кусочек некоего биологического клондайка.
И пара моих фоток 2014 года:
Захоронение ребёнка
Посилання на джерела: https://ukrainer.net/olviya/
http://chtyvo.org.ua/authors/Chuhuienko_Mykhailo/Ukraina_iaka_shokuie_Labirynty_istorii/ – книга “Україна, яка шокує. Лабіринти історії”, Михайло Чугуєнко
joyreactor.cc
