Qui nisi sunt veri ratio quoque falsa sit omnis перевод с латыни: Qui nisi sunt veri… | [Харзах]-[РУ]

rutracker.org предоставлены весьма скудно снаряженные корабли. Те, кто взошел на них, подверглись жесткому и грубому обращению со стороны судовых команд, которые, не говоря уже о других издевательствах, возили их по морю взад и вперед, пока изгнанники не съели всех взятых с собою припасов и не оказались вынуждены покупать их у моряков по таким баснословным ценам, что к тому времени, когда, наконец, их высадили на берег, они были обобраны до нитки. Когда известие об этом бесчеловечном обращении распространилось среди оставшихся в Португалии, большинство предпочло стать рабами, а некоторые притворно выразили готовность переменить веру. Король Мануэль, наследовавший Иоанну, сначала возвратил им свободу, но затем, изменив свое решение, установил новый срок, по истечении коего им надлежало покинуть страну, для чего были выделены три гавани, где им предстояло погрузиться на суда. Он рассчитывал, как говорит в своей превосходно написанной на латыни книге историк нашего времени епископ Озорно 149, что если блага свободы, которую он им даровал, не могли склонить их к христианству, ток этому их принудит страх подвергнуться, подобно ранее уехавшим соплеменникам, грабежу со стороны моряков, а также нежелание покинуть страну, где они привыкли располагать большими богатствами, и отправиться в чужие, неведомые края. Но убедившись, что надежды его были напрасны и что евреи, несмотря ни на что, решили уехать, он отказался предоставить им две гавани из числа первоначально назначенных трех, рассчитывая, что продолжительность и трудности переезда отпугнут некоторых из них, или имея ввиду собрать их всех водно место, дабы с большим удобством исполнить задуманное. А задумал он вот что он повелел вырвать из рук матерей и отцов всех детей, не достигших четырнадцатилетнего возраста, чтобы отправить их в такое место, где бы они не могли ни видеться, ни общаться с родителями, и там воспитать их в нашей религии. Говорят, что это приказание явилось причиной ужасного зрелища. Естественная любовь родителей к детям и этих последних к родителям, равно как и рвение к древней вере не могли примириться с этим жестоким приказом. Здесь можно было увидеть, как родители кончали с собой можно было увидеть и еще более ужасные сцены, когда они, движимые любовью и состраданием к своим маленьким детям, бросали их в колодцы, чтобы хоть этим путем избежать исполнения над ними закона. Пропустив назначенный для них срок из-за нехватки кораблей, они снова были обращены в рабство. Некоторые из них стали христианами, однако и теперь, по прошествии целых ста лет, мало кто в Португалии верит в искренность их обращения или приверженность христианскому исповеданию их потомства, хотя привычка и время действуют гораздо сильнее, чем принуждение 150.
Quoties non modo ductores nostri, – говорит Цицерон, – sed universi etiam exercitus ad non dubiam mortem concurrerunt. 151 Мне привелось наблюдать одного из моих ближайших друзей, который всей душой стремился к смерти это была настоящая страсть, укоренившаяся в нем и подкрепляемая рассуждениями и доводами всякого рода, страсть, от которой я не в силах был его
149 историк нашего времени Имеется ввиду епископ Иероним Озорно, португальский историк
Монтень ссылается на упомянутое выше сочинение Озорно (см. прим. 4, Гл. XIV).
150 В издании Опытов 1595 г. после этого следует еще фраза В городе Кастелонодари пятьдесят еретиков-альбигойцев одновременно с великою твердостью предпочли лучше подвергнуться сожжению на костре, нежели отречься от своих убеждений, альбигойцы – так называли всех еретиков юга Франции название ведет свое начало от г. Альби). Этих еретиков отлучил от церкви й Латранский собор (1179 г. С 1209 г. против альбигойцев было предпринято три т. н. крестовых похода, сопровождавшихся массовым истреблением приверженцев ереси.
151 Сколько раз не только наши вожди, но и целые армии устремлялись навстречу неминуемой смерти лат) – Цицерон. Тускуланские беседы, I. 37.

rutracker.org отвратить и при первой же возможности покончить с собой при почетных для него обстоятельствах он, без всяких видимых оснований, устремился навстречу смерти, влекомый мучительной и жгучей жаждой ее. Мы располагаем примерами подобного рода и для нашего времени, вплоть до детей, которые из боязни какой-нибудь ничтожной неприятности накладывали на себя руки. Чего только мы ни страшимся, – говорит поэтому поводу один древний писатель 152, – если страшимся даже того, что трусость избрала своим прибежищем Если бы я стал перечислять всех лиц мужского и женского пола, принадлежавших к различным сословиям, исповедовавших самую различную веру, которые даже в былые, более счастливые времена с душевной твердостью ждали наступления смерти, больше того, сами искали ее, одни – чтобы избавиться от невзгод земного существования, другие – просто от пресыщения жизнью, третьи – в чаянии лучшего существования вином мире, – я никогда бы не кончил. Число их столь велико, что поистине мне легче было бы перечесть тех, кто страшился смерти. Только вот еще что. Однажды вовремя сильной бури философ Пиррон 153, желая ободрить некоторых из своих спутников, которые, как он видел, боялись больше других, указал им на находившегося вместе сними на корабле борова, не обращавшего ни малейшего внимания на непогоду. Так что же, решимся ли мы утверждать, что преимущества, доставляемые нашим разумом, которым мы так гордимся и благодаря которому являемся господами и повелителями прочих тварей земных, даны нам на наше мучение К чему нам познание вещей, если из-за него мы теряем спокойствие и безмятежность, которыми в противном случае обладали бы, и оказываемся в худшем положении, чем боров Пиррона? Не употребим ли мы во вред себе способность разумения, дарованную нам ради нашего вящего блага, если будем применять ее наперекор целям природы и общему порядку вещей, предписывающему, чтобы каждый использовал свои силы и возможности на пользу себе Мне скажут, пожалуй Ваши соображения справедливы, пока речь идет о смерти. Но что скажете вы о нищете Что скажете вы о страдании, на которое Аристипп 154,
Иероним и большинство мудрецов смотрели как на самое ужасное из несчастий И разве отвергавшие его на словах не признавали его наделе Помпей, придя навестить
Посидония 155 и застав его терзаемым тяжкой и мучительной болезнью, принес свои извинения в том, что выбрал столь неподходящее время, чтобы послушать его философские рассуждения. Да не допустят боги, – ответил ему Посидоний, – чтобы боль возымела надомной столько власти и могла воспрепятствовать мне рассуждать и говорить об этом предмете. Ион сразу же пустился в рассуждения о презрении к боли. Между тем она делала свое дело и ни на мгновение не оставляла его, так что он, наконец, воскликнул Сколько бы ты, боль, ни старалась, твои усилия тщетны я все равно не назову тебя злом. Этот рассказ, которому придают столько значения, свидетельствует ли
152 …один древний писатель Сенека. Письма, 70.
153 Пиррон (род. ок. 365 г, ум. ок. 275 г. дон. э, древнегреческий философ, родоначальник античного скептицизма, оказавший значительное влияние на Монтеня.
154 Аристипп, философ из Кирены (г. в Сев. Африке) (около 434–360 г. дон. э св. Иероним (около 343–
420), перевел Библию на латинский язык. Этот перевод, принятый католической церковью, известен под названием Вульгаты.
155 Помпей Великий – римский полководец и политический деятель (106–48 гг. дон. э, стремившийся, как и Цезарь, к единоличной диктатуре. Посидоний (135–50 гг. дон. э) – историк, математики астроном, один из крупнейших пропагандистов эллинистической образованности в Риме, пользовавшийся широкой популярностью среди римских ученых и государственных деятелей.

rutracker.org он в действительности о презрении к боли Здесь идет речь лишь о борьбе со словами. Ведь если бы страдания не беспокоили Посидония, с чего бы ему прерывать свои рассуждения И почему придавал он такую важность тому, что отказывал боли в наименовании ее злом Здесь не все зависит от воображения. Если в иных случаях мы и следуем произволу наших суждений, то тут есть некая достоверность, которая сама за себя говорит. Судьями в этом являются наши чувства
Qui nisi sunt veri, ratio quoque falsa sit omnis. 156 Можем ли мы заставить нашу кожу поверить, что удары бича лишь щекочут ее Или убедить наши органы вкуса, что настойка алоэ – это белое вино Боров Пиррона – еще одно доказательство в нашу пользу. Он не знает страха перед смертью, но, если его начнут колотить, он станет визжать и почувствует боль. Можем ли мы побороть общий закон природы, согласно которому все живущее на земле боится боли Деревья – и те как будто издают стоны, когда им наносят увечья. Что касается смерти, то ощущать ее мы не можем мы постигаем ее только рассудком, ибо от жизни она отделена не более, чем мгновением
Aut fuit, aut veniet, nihil est praesentis in illa,
Morsque minus poenae quam mora mortis habet. 157 Тысячи животных, тысячи людей умирают прежде, чем успевают почувствовать приближение смерти. И действительно, когда мы говорим, что страшимся смерти, то думаем прежде всего о боли, ее обычной предшественнице. Правда, если верить одному из отцов церкви, malam mortem non facit, nisi quod sequitur mortem. 158 Но, мне кажется, правильнее было бы сказать, что ни то, что предшествует смерти, ни то, что за ней следует, собственно к ней не относится. Мы извиняем себя без достаточных оснований. И, как говорит опыт, дело тут скорее в невыносимости для нас мысли о смерти, которая делает невыносимой также и боль, мучительность которой мы ощущаем вдвойне, поскольку она предвещает нам смерть. Но так как разум бросает нам упрек в малодушии зато, что мы боимся столь внезапной, столь неизбежной и столь неощутимой вещи, мы прибегаем к этому, наиболее удобному оправданию своего страха. Любую болезнь, если она не таит в себе никакой другой опасности, кроме причиняемых ею страданий, мы зовем неопасною. Кто же станет считать зубную боль или, скажем, подагру, как бы мучительны они ни были, настоящей болезнью, раз они не смертельны Но допустим, что в смерти нас больше всего пугает страдание, – совершенно также, как ив нищете нет ничего страшного, кроме того, что, заставляя нас терпеть голод и жажду, зной и холод, бессонные ночи и прочие невзгоды, она делает нас добычей страдания. Так вот, будем вести речь только о физической боли. Я отдаю ей должное она – наихудший из спутников нашего существования, и я признаю это с полной готовностью.
156 Если чувства будут не истинны, то весь наш разум окажется ложным (лат. – Лукреций, IV, 486.
157 Смерть или была или будет, она не имеет отношения к настоящему менее мучительна сама смерть, чем ее ожидание (лат. – Первый стих взят Монтенем из латинской сатиры его друга Этьена де Ла Боэси; второй – из Овидия (Героиды. Послания Ариадны к Тесею, 82).
158 Смерть – зло лишь в силу того, что за ней следует (лат. – Августин. Ограде божием, I, 11.

rutracker.org Я принадлежу к числу тех, кто ненавидит ее всей душой, кто избегает ее, как только может, и, благодарение господу, до этого времени мне не пришлось еще по-настоящему познакомиться с нею. Но ведь в нашей власти, если не устранить ее полностью, то, во всяком случае, до некоторой степени умерить терпением и, как бы ни страдало наше тело, сохранить свой разум и свою душу неколебимыми. Если бы это было не так, кто среди нас стал бы ценить добродетели, доблесть, силу, величие духа, решительность В чем бы они проявляли себя, если бы не существовало страдания, с которым они вступают в борьбу Avida est periculi virtus. 159 Если бы не приходилось спать на голой земле, выносить в полном вооружении полуденный зной, питаться кониной или ослятиной, подвергаться опасности быть изрубленным на куски, терпеть, когда у вас извлекают засевшую в костях пулю, зашивают рану, промывают, зондируют, прижигают ее каленым железом, – в чем могли бы мы выказать то превосходство, которым желаем отличиться от низменных натур И когда мудрецы говорят, что из двух одинаково славных деяний более заманчивым нам кажется то, выполнить которое составляет больше труда, то это отнюдь непохоже на совет избегать страданий и боли. Non enim hilaritate, nec lascivia, nec risu aut ioco comite levitatis, sed saepe etiam trister firmitate et constantia sunt beati. 160 Вот почему никак нельзя было разубедить наших предков в том, что победы, одержанные в открытом бою, среди превратностей, которыми чревата война, более почетны, чем достигнутые без всякой опасности, одной лишь ловкостью и изворотливостью
Laetius est, quoties magno sibi constat honestum. 161 Кроме того, мы должны находить для себя утешение также ив том, что обычно, если боль весьма мучительна, она не бывает очень продолжительной, если же она продолжительна, тоне бывает особенно мучительной si gravis, brevis; si longus, levis. 162 Тыне будешь испытывать ее слишком долго, если чувствуешь ее слишком сильно она положит конец либо себе, либо тебе. И то и другое ведет, в итоге, к одному и тому же. Если тыне в силах перенести ее, она сама унесет тебя. Memineris maximos morte finiri: parvos multa habere intervalla requietis; mediocrium nos esse dominos: ut si tolerabiles sint, feramus, sin minus, e vita quum ea non placeat, tanquam e theatro exeamus. 163 Невыносимо мучительной делается для нас боль оттого, что мы не привыкли искать высшего нашего удовлетворения в душе и ждать от нее главной помощи, несмотря на то, что именно она – единственная и полновластная госпожа и нашего состояния и нашего поведения. Нашему телу свойственно более или менее одинаковое сложение и одинаковые склонности. Душа же наша бесконечно изменчива и принимает самые
159 Доблесть жаждет опасности (лат. – Сенека. О провидении, 4.
160 Ведь даже будучи удручены, часто не в веселье и не в забавах, не в смехе и не в шутке, спутнице легкомыслия, находят они отраду, нов твердости и постоянстве (лат. – Цицерон. О высшем благе и высшем зле, II, 20.
161 Добродетель тем приятнее, чем труднее ее достичь (лат. – Лукан, IX, 404.
162 Если боль мучительна, то она непродолжительна, если продолжительна – тоне мучительна (лат. – Цицерон. О высшем благе и высшем зле, I, 29.
163 Помни, что сильные страдания завершаются смертью, слабые предоставляют нам частые передышки, а над умеренными – мы владыки таким образом, если их можно стерпеть, снесем их если же нет – уйдем из жизни, раз она не доставляет нам радости, как уходим из театра (лат. – Цицерон. О высшем благе и высшем зле, I, 15. Эти слова Цицерон приписывает эпикурейцу Торквату.

rutracker.org разнообразные формы, обладая при этом способностью приспосабливать к себе и к своему состоянию, – каким бы это состояние ни было, – ощущения нашего тела и все прочие его проявления. Вот почему ее должно изучать и исследовать, вот почему надо приводить в движение скрытые в ней могущественные пружины. Нет таких доводов и запретов, нет такой силы, которая могла бы противостоять ее склонностями ее выбору. Переднею тысяча самых разнообразных возможностей так предоставим же ей ту из них, которая может обеспечить нашу сохранность и наш покой, и тогда мы не только укроемся от ударов судьбы, но, даже испытывая страдания и обиды, будем считать, если она того пожелает, что нас осчастливили и облагодетельствовали ее удары. Она извлекает для себя пользу решительно из всего. Даже заблуждения, даже сны – и они служат ее целям у нее все пойдет вдело, лишь бы оградить нас от опасности и тревоги. Легко видеть, что именно обостряет наши страдания и наслаждения это – сила действия нашего ума. Животные, ум которых таится под спудом, предоставляют своему телу свободно и непосредственно, а следовательно, и почти тождественно для каждого вида, выражать одолевающие их чувства в этом легко убедиться, глядя на их движения, которые при сходных обстоятельствах всегда одинаковы. Если бы мы не стесняли в этом законных прав частей нашего тела, то надо думать, нам стало бы от этого много лучше, ибо природа наделила их в должной мере естественным влечением к наслаждению и естественной способностью переносить страдание. Да они и не могли бы быть неестественными, так как они свойственны всеми одинаковы для всех. Но поскольку мы отчасти освободились от предписаний природы, чтобы предаться необузданной свободе нашего воображения, постараемся, по крайней мере, помочь себе, направив его в наиболее приятную сторону. Платон опасается нашей склонности предаваться всем своим существом страданию и наслаждению, потому что она слишком подчиняет душу нашему телу и привязывает ее к нему 164. Что до меня, то я опасаюсь скорее обратного, а именно, что она отрывает и отдаляет их друг от друга. Подобно тому как враг, увидев, что мы обратились в бегство, еще больше распаляется, таки боль, подметив, что мы боимся ее, становится еще безжалостней. Она, однако, смягчается, если встречает противодействие. Нужно сопротивляться ей, нужно с нею бороться. Но если мы падаем духом и поддаемся ей, мы тем самым навлекаем на себя грозящую нам гибель и ускоряем ее. И как тело, напрягшись, лучше выдерживает натиск, таки наша душа. Обратимся, однако, к примерам – этому подспорью людей слабосильных, вроде меня, – и тут мы сразу убедимся, что состраданием дело обстоит также, как и с драгоценными камнями, которые светятся ярче или более тускло, в зависимости оттого, в какую оправу мы их заключаем подобно этому и страдание захватывает нас настолько, насколько мы поддаемся ему. Tantum doluerunt, – говорит св. Августин, – quantum doloribus se inserverunt. 165 Мы ощущаем гораздо сильнее надрез, сделанный бритвой хирурга, чем десяток ранений шпагою, полученных нами в пылу сражения. Боли при родовых схватках и врачами и самим богом считаются необыкновенно мучительными, и мы обставляем это событие всевозможными церемониями, а, между тем, существуют народы, которые не ставят их ни во что. Я уже не говорю о спартанских женщинах напомню лишь о швейцарках, женах наших наемников-пехотинцев. Чем отличается их
164 Платон опасается нашей склонности предаваться… страданию и наслаждению Платон. Федон, 65 с.
165 Они испытывают страдания ровно настолько, насколько поддаются им (лат. – Августин. Ограде божием, I, 10.

1   2   3   4   5   6   7   8   9   …   38

перейти в каталог файлов