Пусть погибнет мир, но свершится правосудие. Энциклопедический словарь крылатых слов и выражений
Пусть погибнет мир, но свершится правосудие. Энциклопедический словарь крылатых слов и выраженийВикиЧтение
Энциклопедический словарь крылатых слов и выражений
Серов Вадим Васильевич
Содержание
Пусть погибнет мир, но свершится правосудие
С латинского: Pereat mundus et fiat justicia [пэрэат мундус эт фиат юстициа].
Ошибочно приписывается миру юристов Древнего Рима. На самом деле принадлежит позднему европейскому Средневековью: это девиз императора (1558—1564) Священой Римской империи германской нации Фердинанда I. По обычаю того времени, эта мысль была им выражена на латинском языке.
Употребляется как иронический комментарий к ситуации, когда буква закона заслоняет существо дела, а формальное ведение дел — судьбу отдельного человека.
Правосудие: что не продано, то пропито?
Конституционное правосудие
Конституционное правосудие см. Конституционный суд.
Международное уголовное правосудие
Международное уголовное правосудие МЕЖДУНАРОДНОЕ УГОЛОВНОЕ ПРАВОСУДИЕ — международный судебный механизм и процедура, создаваемые мировым сообществом государств для рассмотрения уголовных деликтов и преступлений физических, и юридических лиц, имеющих международный
Право на правосудие
Право на правосудие ПРАВО НА ПРАВОСУДИЕ — комплекс важнейших и в силу этого конституционно закрепляемых процессуальных прав.
призванных гарантировать защиту основных материальных прав и свобод человека. Включает право на скорый. публичный и беспристрастный судПравосудие
Правосудие ПРАВОСУДИЕ — основная функция судебной власти, осуществляемая ее органами — судами, судьями, наделяемыми соответствующими полномочиями в порядке, установленном Конституцией РФ и ФКЗ РФ от 31 декабря 1996 г. № 1-ФКЗ “О судебной системе Российской Федерации”.
Justice est faite Правосудие свершилось
Justice est faite Правосудие свершилось 1950 — Франция (105 мин)· Произв. Робер Дорфман, Silver Films? Реж. АНДРЕ КАЙАТТ· Сцен. Андре Кайатт и Шарль Спак· Опер. Жан-Серж Бургуэн· Муз. Реймон Легран· В ролях Ноэль Роквер (Теодор Андрие), Валентина Тессье (Марселина Микулен), Антуан Бальпетре
Будет некогда день, и погибнет священная Троя
Будет некогда день, и погибнет священная Троя
Из поэмы «Илиада» (песнь 4) легендарного поэта Древней Греции Гомера (IX в.
до н. э.).Иносказательно: 1. Сколь бы прочным ни казалось какое-либо государство (чье-либо правление), но что должно произойти, сообразно историческим
Кто с мечом к нам придет, от меча и погибнет!
Кто с мечом к нам придет, от меча и погибнет! Принято считать, что эти слова принадлежат новгородскому князю Александру Невскому, герою сражения со шведами на Неве и с рыцарями-крестоносцами на Чудском озере. И произнес он их якобы в назидание послам Ливонского ордена,
Правосудие
Правосудие «Вы имеете право ничего не говорить, но то, что вы скажете, может быть использовано против вас». Эта фраза, хорошо знакомая по многочисленным фильмам, до 1994 года обязательно должна была доводиться до задерживаемого для того, чтобы арест был законным. Однако в 1994
Андрей Геласимов: «Мы – протырились!»
Сегодняшний герой проекта «Книги моей жизни» – прозаик, филолог и сценарист Андрей Геласимов.
Он – писатель крайне разносторонний: у него есть и исторические романы, и книги из современной жизни, и повесть о войне, а потому разговор с Андреем Валерьевичем вышел весьма насыщенным.
– Андрей, Вы идеальный герой для разговора о книгах: писатель с двумя высшими – филологическим и режиссерским…
– И еще кандидатская диссертация.
– Какие у нас умные писатели!
– Нет, не факт. Мне кажется, образованность и дипломы – это еще не признак большого ума, это признак усидчивости, скажем, терпения дочитать книгу до конца. Это, я так понимаю, разминка перед серьезным разговором, а сейчас будет очень трудный вопрос?
– Вопрос будет на засыпку – любимая сказка, любимый сказочный герой?
– Ну, это легко. Я очень любил читать «Волшебника изумрудного города» в детстве, мне всегда нравилась Элли (мне вообще девочки нравятся). Ее поведение нравилось, нравилось то, что она была в обычной ситуации, а потом вдруг оказалась в волшебном мире.
Мне импонировало, как она все это воспринимает. Чуть позже я стал любить Алису Льюиса Кэрролла, ее выдержанность, спокойное отношение к тому, что происходит в странном мире (то увеличивается она, то уменьшается). При этом она крайне философски все это воспринимала, какую бы странную форму действительность ни приобрела. Мне нравилось это и в Алисе, и в Элли из «Волшебника изумрудного города».
– А вообразить себя на их месте?
– Ну да, конечно. Так бы и рванул в нору за кроликом.
– Вот интересно, кстати сказать, была бы разница, если бы не девочка оказалась в этой хижине, которую ураган перенес в волшебную страну, а мальчик? И на месте Алисы тоже. Изменилось бы что-нибудь?
– Мне нравился герой из советской очень старой книжки, не знаю, может, люди постарше ее помнят – «Васёк Трубачев и его товарищи» Валентины Осеевой. Любил в своем пионерском детстве эту книгу, и герой мне нравился очень.
– На вопрос не ответили…
– Мальчишка на месте Алисы и Элли… Думаю, это были бы совсем другие истории все-таки.
Потому что девочки – они, как бы сказать, сильнее, интереснее, разнообразнее в реакции. Мальчишки – они простые, у них всегда какая-то цель есть: задачу решить, добиться чего-то, успеха в жизни, победы…
– Сокровища найти…
– Вот-вот, сокровища обязательно и так далее. А девочка – она иначе к жизни относится, она живет в жизни.
– И любую волшебную страну не завоевывает, а обживает…
– Она говорит себе: «Ладно, пусть будет странный мир. Живем в странном мире…» И мне нравится это замечательное свойство у девочек.
– Первая книга, которую Вы назвали среди любимых, пока никто в нашем проекте не вспоминал, – «Как закалялась сталь» Николая Островского. Сейчас кажется, что она уже из другой – далекой – жизни…
– Может, и из другой, зато герой очень сильный, внятный был, твердый, сразу его я уловил. Так что если говорить о герое детства – это, конечно, Павка Корчагин. Бескомпромиссность такая, прямота, как рельсы узкоколейки, которую он строил.
Когда ему говорят, что смены не будет, он говорит: «Ну, значит, не будет смены, будем делать дальше». Это очень сильное поведение по отношению к жизни, и для меня оно стало важным кодом: «Не будет смены – значит, не будет смены. Будем строить дальше».
– Приятие трудностей, когда есть цель.
– Да, и их преодоление. Нет компромиссов и это, в принципе, абсолютное христианство. Прямое открытое. Евангелие от коммунизма у Островского получилось. В книге был драйв очень мощный помимо бескомпромиссности. Если вы помните, когда описывается атака конницы – то, как они выхватывают эти шашки, и крик этот: «Даёёёё-ёшь!!!» Я потом уже в более взрослом возрасте читал дневники Николая Гумилёва, он описывает конную атаку во время Первой мировой войны, шел 1915 год. Сам поэт был в составе эскадрона, им приказали атаковать пулеметную позицию немцев, для этого они должны были пройти через озеро. Зима, озеро замерзло, кони идут по льду. У кого-то нехорошо подкованы, у кого-то хорошо, брызги льда, солнце бьет, не все кони могут устоять, значит, некоторые падают, скользят, разъезжаются ноги, но, тем не менее, «мы, – пишет Гумилёв, – идем в атаку».
Приказ отдан. А навстречу пулеметная точка уже начинает работать. Огненный ливень, шквал. Остатки эскадрона доходят по льду и рубят шашками немецкий пулеметный расчет. И ощущение смерти в этот момент, когда ты идешь сквозь смерть, через огонь, но выживаешь, и потом приносишь смерть другому человеческому существу… Такой дикий драйв жизни и гибели одновременно, и выполнение приказа и, в то же время, личной храбрости этих людей. Все это есть у Островского.
– В Вашем списке две книжки были названы по-английски.
– Потому что я читал их на английском, а не на русском. Я не знаю, как они по-русски звучат.
– «Шум и ярость» Фолкнера.
– «The Sound and The Fury» – это прежде всего цитата из Шекспира – слова Макбета о том, что «жизнь – рассказ идиота, который говорит с шумом и яростью и с брызганьем слюны». «Шум и ярость» – это великий американский роман, это Уильям Фолкнер, первая треть ХХ века. Важно подчеркнуть, это не просто Америка, это Юг, южные штаты.
Совсем недавно отменили рабство, недавно прошла гражданская война между Севером и Югом. Аристократы проиграли, но ощущение аристократизма и пораженного аристократизма, конечно, у них осталось. Остались старинные поместья, остались плантации, на которых еще недавно были рабы, традиции. Эта Вселенная, в которую Фолкнер помещает своих персонажей, эта трагедия из-за поражения Юга, из-за личностных несчастий в их семьях – меня потрясла. Читал впервые, когда у нас ребенок болел, и по ночам с ним нужно было постоянно находиться рядом, я коляску укачивал и книгу читал. Время от времени я поднимал глаза к лампе и говорил себе: «Lt’s only a book» – «Это только книга». Потому что было полное ощущение реальности происходящего. Когда американцы увидели меня с этой книжкой, они сказали, что вообще-то они сами не могут ее читать, хоть и носители языка. Но я вошел в это состояние идиота, повествование ведется от лица Бенджи – душевнобольного человека, и мне вместе с ним нравилось быть идиотом, пока я читал.
Если кто-то хочет попробовать идиотизма по-настоящему, нужно прочитать«The Sound and the Fury» и лучше на английском, там очень много непереводимого.
– «Шум и ярость» – роман о распаде семьи, о распаде старого Юга. И в первую очередь, о распаде личности.
– Через распад потом происходит и синтез, там все сохраняется, восстанавливается. Жизнь собирает все и выставляет в нужных позициях, как фигуры на шахматной доске.
– Вам это свойственно как писателю – смешивать, расставлять и переставлять, играть в композиционные игры внутри текста.
– Совершенно верно. Я поэтому Уильяма Фолкнера и считаю одним из своих учителей.
– А Стейнбека?
– Стейнбек большой писатель, огромный действительно, я с удовольствием его читал. «Гроздья гнева» – это книга все-таки о силе преодоления. Вот семья, которая перебирается куда-то в Калифорнию, потому что им сказали, что там можно заработать на сборе апельсинов, они идут, им нечего есть, у них осталось лишь несколько кофейных зерен и кусочек хлеба.
Начинается роман с того, что герои сидят у дороги и в консервной банке, найденной рядом, варят остаток этого кофе и едят этот хлеб. И ты понимаешь, что ничего нет на свете важнее, и лучше этого кофе в консервной банке, и этого куска хлеба, и что эти люди, очевидно, все преодолеют. Как Фолкнер в своей Нобелевской лекции говорил: «Человек не просто выстоит, он восторжествует, на самом последнем утесе, когда мир рухнет в лаву, в пропасть, на самом последнем утесе будет стоять человек». Вот это мне очень импонирует. Я это понимаю очень, чувствую.
– В ХХ веке уже далеко не все надеялись, что на последнем утесе будет стоять человек. Постмодернизм это веру окончательно разрушил.
– В конце любого века приходит период декаданса. Вот и в ХХ накопились усталость, цинизм и, естественно, ирония как попытка закрыться от ужаса мировых войн.
– Ирония как способ сохранить себя.
– Как бы. Но в этот момент люди не понимают одной простой вещи: ирония, по сути, деструктивна, она еще деструктивнее, чем война.
– Ну, она разная бывает.
– Любая ирония. Нельзя иронично относиться к жизни, нельзя. У меня всегда человек стоит на утесе. Это важно.
– В «Розе ветров» – Вашем новом романе – Вы трактуете это буквально, герой стоит на последнем утесе и поднимает флаг Отечества…
– У меня человек стоит на утесе в одиночестве, потому что капитан-лейтенант Невельской (главный герой моей книги) оказался один против сразу нескольких государств. Он сделал то, чего не сделало государство, – пошел и поднял российский флаг на Дальнем Востоке без всякого приказа, начал исследовать дальневосточные земли, что позволило нам в середине XIX века заняться очень детальным исследованием этих территорий, и в итоге присоединить те места, где сейчас находится Владивосток, Благовещенск и так далее.
– Возможно, моя ассоциация покажется странной, но в каком-то смысле – это ведь тоже история Элли в «Стране чудес».
– Да, человек заброшен в волшебный мир, в котором вообще нет правил, нет администрации, полиции, ничего нет.
Есть местные жители, шаманские, мистические дела, есть каторжане, которые бегут в эти края с забайкальской каторги и не возвращаются обратно в Россию. Они живут своей дикой, бандитской разбойничьей жизнью. И туда приходит Невельской с российским флагом, с эполетами, с целым экипажем офицеров, которые говорят: « А теперь сюда придет российское государство, друзья».
– Откуда эта история к Вам пришла?
– Лет пятнадцать назад я прочитал в газете небольшую заметку о капитане Невельском. Причем она была написана больше в эротическом ключе, чем в политическом или историческом. Там говорилось о том, что был такой капитан-лейтенант Невельской. Он приехал в Иркутск после какого-то важного путешествия. Там познакомился с племянницей иркутского губернатора, влюбился и сделал ей предложение, у них завязался роман, но ее дядя запретил этот брак. Тогда Невельской рассердился, ушел дальше на Восток и поднял российский флаг.
– От обиды.
– Да, от обиды.
Все вращалось вокруг любовной линии. Чепуха полная, но журналистка так смачно написала текст, что мне стало интересно. И я 15 лет потихонечку собирал материал. Стали выясняться поразительные вещи. Невельской шел в поход, не имея приказа поднимать флаг. Скользкая был ситуация, потому что любые действия приводили к войне с Англией и Китаем немедленно. Американский флот ранжировал побережье Сахалина. Французская эскадра подошла к Петропавловску-Камчатскому и атаковала его в 1855 году в рамках Крымской компании. И мы отбили Петропавловск и потом оттуда увели живую силу и пушки увезли именно тем путем, который за четыре года до этого нашел Невельской.
– Какие внутренние мотивы им двигали?
– Долг перед Отечеством, перед историей. Он прекрасно понимал, что эти места отойдут Англии, и они бы отошли. На тот момент в 1840 году в рамках опиумной войны английская армия разбила Китай, полностью уничтожив его, взяла Гонконг, который, как вы помните, вернули Китаю только к 2000 году.
Поэтому у нас бы не было Владивостока, там бы уже другие строились форты, с британскими названиями.
– Почему имя этого героя не на слуху?
– Потому что он действовал неофициально. Историография старалась этот вопрос обходить стороной, он был щекотливым в политическом отношении. Не слишком выгодно было вспоминать, что решающий шаг совершил небольшой экипаж – с Невельским было около 50 человек: сорок матросов и офицеров и десять мастеровых.
– История в духе Стивенсона и Жюль Верна.
– За исключением того, что она не фантастическая. В «Розе ветров» все правда, я не придумал ничего. Мы эту рукопись отправляли в Санкт-Петербургский университет, и профессор Зимин, доктор исторических наук, специалист по истории семьи Романовых, прочитав рукопись, написал мне лично: «По истории никаких вопросов нет». Потом отдельно мы показывали текст декану географического факультета МГУ. Он нашел одну ошибку – Мировой океан пишется с заглавной буквы.
– Самое мужское чтение!
– Там и для девочек есть любовная история.
Невельской влюбился в Катю Нельчинову. Она капризничала вначале, потому что он был маленького роста, некрасивый, и лицо его было избито оспой – едва выжил в 11 лет после эпидемии оспы, во время которой умерли его отец и младшая сестра.
– Андрей, получается снова текст про преодоление, снова «Как закалялась сталь»?
– Абсолютно! Тот же герой.
– «Апология Сократа» Платона в этом контексте смотрится экзотически…
– Она тут обязательна, необходима просто. Мы же много говорим о том, как человеку выстоять, правильно? В моей жизни эта книга возникла с подачи удивительного человека. Я оканчивал ГИТИС по курсу режиссуры, мой мастер был Анатолий Васильев. У нас театр находился тогда на улице Воровского (сейчас это Поварская), в подвале дома, где раньше была первая студия Мейерхольда. «Школа драматического искусства» называется. Анатолий Васильев сказал нам однажды: «Надо репетировать “Диалоги” Платона», чему мы очень удивились. Никто из нас, первокурсников, особенно не знал древнегреческой философии, ну так, проходили в университете.
Как из этого вдруг делать театр!? Нет, понять было невозможно. Я пошел в библиотеку, взял Платона, и первое, что я открыл, – именно «Апология Сократа». Вошел в библиотеку я одним человеком, вышел – совершенно иным. У меня исчез страх, просто полностью исчез. «Диалог» короткий, всего 60 страниц. Сократ сидит в тюрьме, его приговорили к смерти, приходят к нему друзья и говорят: «Там галера подошла, и мы можем тебя взять и вывезти в соседний город. В Спарту идем из Афин. Скоро сменятся 30 приговоривших тебя старейшин, и ты вернешься». А он ответил: «Я всю жизнь защищал законы. Теперь закон приговорил меня к смерти. И что же будет, когда я умру? Придут ко мне законы и скажут: “Сократ, как так, ты же мужчина!?”» Поэтому, говорит Сократ, давайте вашу чашу с цикутой. Но самое интересное там не в этом, не в личном мужестве Сократа. Вычерчивая треугольник, он доказывает, что смерти не существует. Он это своим друзьям доказывает. Это, собственно, диалог о смерти и о том, что ее просто нет. И вот страх смерти, который был во мне тогда, а мне было 23 года, прекратился, потому что Сократ доказал математически, что человек бессмертен.
За пятьсот лет до Иисуса Христа, это V век до нашей эры.
– Сократ жив?
– Обязательно! Умирает телесная оболочка.
– Почему в Вашем списке «Преступление и наказание», а не «Братья Карамазовы» или «Идиот»?
– «Преступление и наказание» – лучшая книга Достоевского. Она выстроена идеально. «Идиот» нельзя считать лучшей, потому что после сотой страницы, после того, как Настасья Филипповна бросает в камин сто тысяч Рогожина, начинает разваливаться композиция. Первые сто страниц прибытия Мышкина в Петербург – идеальны. Нужно было заканчивать и делать повесть. Но дальше разборки, метания между Рогожиным и Мышкиным… Федор Михайлович со временем путается. Он просто торопился очень сильно и, мне кажется, «Идиот» – сырой роман. Он гениальный, но сырой. Сцены после смерти Настасья Филипповны – очень крутые, очень, но в целом роман… он рыхловатый, по композиции слабоват.
– Вопрос – Толстой или Достоевский – у Вас не возникает?
– Нет, ни в коем случае, мне нормально и тот, и другой.
Притом, что они такие разные! У Ницше есть книжка «Рождение трагедии из духа музыки». В ней он очень точно определяет разницу между этими двумя авторами, но конкретно о них он не пишет. Хотя, надо отметить, Достоевского Ницше знал. Отец психоанализа говорит, что существует дионисический, связанный с оргиями, опьянением, деструктивный темперамент и аполлонический темперамент, в основе которого стремление к гармонии. Толстой – это аполлоническое состояние, а Достоевский – дионисическое. Когда есть настроение напиться и безобразничать – Достоевский самое то.
– Как приятно, когда писатель – кандидат наук. Сразу такое внятное, четкое объяснение!
– Разные авторы – для разных состояний людей. Вообще с Достоевским, Толстым надо осторожнее быть, может, и не стоит их преподавать школьникам. Рано. Я уверен, есть истины, к которым человек должен прийти сам. И книги, которые надо читать в свое время, без насилия, когда у человека уже созрел вопрос. Книга – не учебник жизни.
Жизнь человека сама должна образовать его выбор, его отношения с близкими, с дальними, со средними, с Богом. И вот когда человек начинает жить, испытывает поражение, страшный ужас, падение, потом если он находит в себе силы не сломаться и встает, вот тут только у него возникнут вопросы: «А почему так случилось, почему я ошибся?» Вопросы появляются не из книг, а из опыта.
– Странно такое слышать от писателя.
– В 8 классе родители перевезли меня в какое-то совершенно дикое место. До этого мы жили в Иркутске. Большой почти миллионный город с красивыми улицами, аллеями, с дворянскими и купеческими домами. Отец военный, его перевели – и я оказался на Крайнем Севере, поселок городского типа, полюс холода. Кругом сопки, маленькая река Индигирка. Зимой минус 60 и полярная ночь. Рядом трасса, которую строили заключенные во времена Сталина. По этой Колымской трассе гоняет Артовская автобаза грузы из Якутска в Магадан, и оттуда дальше – на Камчатку. Круг общения мой совершенно изменился.
Я попадаю к совершенно другим людям, которые книг не читают, живут другой жизнью, знают, как на медведя охотиться, как спастись, если у тебя заглохла «Татра». Знают, что делать, если груз пропал.
– А еще и холодно. Сразу вспоминается Ваш роман «Холод».
– Дико холодно. И еще перевал, куда меня повезли однажды, – Ольчанский перевал. Такое мрачное место, космос – кажется, что на Марсе оказался. Серпантин огромный долго вверх поднимается. Пока вы едете по одной стороне серпантина, на другой видите как бы просеки среди карликовых деревьев. Просеки эти вниз уходят, а внизу какие-то обломки. Я у водителя спрашиваю: «А что это за полоски?» Он говорит: « А это машины уходят вниз. Водитель уснул за рулем и туда вниз ахнул, метров на триста–четыреста летит машина».
– Просеки – трассы рухнувших машин?
– Да, следы от упавших грузовиков. Мы поднимаемся по серпантину, наверху огромный билборд: «Водитель, осторожно, помни, впереди находится лабиринт Ольчанского перевала».
Даже не эта надпись меня потрясла, мне было интересно, потому что она вся в дырках. Оказывается, стреляют в нее из винтовок, из карабинов. Может, примета какая то такая – подъехать и выстрелить. Я эти дырки пальцем трогал, ощущение незабываемое: я в космосе, на краю жизни, и вижу следы гибели других людей. А люди рассказывают: «У нас соседа медведь задрал. У него когти сантиметров по десять, как клинок. Он догоняет, впивается в шею и снимает скальп с человека. Потом уносит труп в какое-нибудь место под дерево, чтобы тот загнил, потому что медведь любит тухлятину». В 14 лет я со всем этим столкнулся, и в этот момент все мои книжные впечатления развеялись. Просто как удар об стену был. И жизнь моя стала интереснее. Сама жизнь. Вот эти грубые мужики с автобазы, провонявшие солярой. Не знаю, но это было что-то настоящее.
– У меня снова возникает ассоциация с Элли – мальчика перенесли в другую страну, где медведи, мужики, пахнущие солярой, и вертикальные трассы на серпантине….
Не зря Вам нравится этот сюжет.
– В жизни вообще все не зря. Я когда-нибудь об этих впечатлениях напишу, у меня была идея романа «Трасса», так я его хотел назвать. Про Колымскую трассу, про этих водителей.
– Откуда Элис Уокер и ее роман «Цвет пурпурный» в Вашем списке?
– «The Color Purple», да. Тоже в оригинале читал.
– Признаюсь, книга в руки не попадала, но помню великолепный фильм Спилберга.
– Это один из лучших его фильмов. Его нужно смотреть обязательно. Но книга круче. Только не читайте по-русски – козленочками станете. А дело было так. Меня, знаете, реально зацепило. Сейчас расскажу, почему я купил эту книгу. Однажды я был в Лондоне и зашел в знаменитый книжный магазин «Waterstone». Там лежали книги с надписью «Waterstone recommendations». Я беру «The Color Purple» и не знаю, кто такая Элис Уокер, впервые вижу это имя. У меня есть такая привычка – открывая книгу, читать первую строчку.
И вот я читаю: «Dear God, mom always said not to tell anybody, only you» – «Дорогой Бог, мама всегда говорила, никому никогда ничего не говорить, только тебе». То есть все начинается с письма Богу. Читаю дальше, прочитал первый абзац и говорю себе: «Есть! Мощь какая, моя книга!» И дальше в самолете, пока летел домой, затем уже в России не остановился, пока не дочитал ее до конца. Героиня там девочка, потом женщина, которую подвергают насилию, в том числе и сексуальному, с детства. Но она продолжает жить и сохраняет достоинство. А главное, я понял для себя, что буду писать что-то похожее. И получилась моя «Жажда». Иными словами, если бы я не оказался в Лондоне, случайно не зашел в магазин, не обратил внимания на рекомендацию, если бы не было Элис Уокер и ее романа, я бы не написал «Жажду».
– Для Вас это оказалось книгой прямого действия?
– Прямого трагизма, такого открытого, пронзительного. Когда идет на огонь существо человеческое. Идет в прямое открытое пламя и при этом не сгорает! Это удивительно.
Про Элис Уокер я уже гораздо позже прочитал удивительную вещь – она феминистка.
– А что тут удивительного, феминисток много, в том числе и среди писательниц.
– Есть удивительное. Она – радикальная феминистка, сейчас объясню, почему. В детстве ее родной брат, которому было пятнадцать лет, а ей десять, маленькая совсем, баловался игрушечным пистолетом и выстрелил ей в лицо. Пулька выбила ей глаз. И ее потрясло даже не это, не сама травма, боль, поскольку это была случайность, он же не нарочно выстелил. Ее потрясло то, что ее родители не отругали мальчика, он даже не был наказан как следует, потому что он был – мальчик. А девочка не очень-то важна в негритянской семье. Ну, так, расходный материал, все равно когда-нибудь замуж отдадим, и совсем уже не наша станет. Это ее так обидело, так задело, вот это отношение к девочке в негритянской необразованной семье, что она переменилась в сознании. Потом уже взрослая в одном интервью она сказала: «Я простила миру в один момент, все простила.
Это случилось, когда я стала матерью. Однажды моя маленькая дочь подошла ко мне, потрогала мой мертвый глаз, который после выстрела стал целиком синим, и к тому же веко не закрывается, и сказала: «Mamy, your eye looks like a globe!» – «Мама, у тебя планета в глазу, у тебя в глазу весь мир!» Потому синее круглое глазное яблоко показалось ей похожим на глобус, на планету Земля. И Элис Уокер сказала: «In this moment I forgive all» – «В этот момент я простила все». Для меня и такие вещи крайне важны, и метафора сама, и детский поступок, когда ребенок трогает пальчиком мамин глаз выбитый. Мне кажется, это важно. Эта незаурядная книга меня не просто зацепила, она меня поменяла так же, как и «Апология Сократа» платоновская. Я, сейчас разговаривая с Вами, для себя понял, что называю книги, после которых я менялся.
– Это в проекте «Книги моей жизни» самое главное, наверное. О других, случайных, проходных книгах какой смысл говорить? Сейчас разговор пойдет о книге, которую пока никто из героев проекта не называл, и ее появление в Вашем списке меня удивило – Нобелевский лауреат Исаак Большевис Зингер «Шоша».
Как-то не ожидала я ее увидеть здесь.
– Почему? Она, как мне кажется, вписывается. Абсолютно!
– Каким образом вписывается?
– Очень просто – ровно тем же трагизмом. Ответственным, осознанным и – парадоксальным решением человека, который делает колоссальный выбор не в пользу здравого смысла.
– Вопреки логике и инстинкту самосохранения.
– Не в пользу логики, да. Если кто-то не читал, вот сюжет: Варшава будет вот-вот оккупирована фашистами. Герой – еврей и понимает, что сейчас тут евреям достанется мама не горюй. Но он встречает эту девочку странную – Шошу, которая не от мира сего. Это его первая детская любовь, потом они расстались, он уехал и тут, накануне большой войны, снова ее встретил. Герой понимает, что он сам может уехать в Америку, а она – не может.
– Хотя был вариант, когда они могли уехать вместе, но…
– …тем не менее, она остается. И он остается. Остается с ней, с любимой.
Это написано так, что ты, читатель, понимаешь, что смерть не важна, а важна жизнь. Потому что в данном случае он делает выбор в пользу жизни, в пользу того, что жизнь не побеждаема смертью. И это сильнейший ход, который делает Исаак Бальшевис Зингер. Понимаете? Эту книгу называли «еврейской Лолитой», но это чушь полная, нелепость и непонимание чего-то самого важного! Если говорить об эротизме, то здесь он совершенно другой – это очень высокая любовь, это истинная лирика. Причем это любовь к очень необычной, странной, полубезумной девушке, почти идиотке.
– Тут не соглашусь, она – простая, чистая душа, почти ангельская.
– Почти ангел, да, правильное определение. Он поэтому и остается, что хочет быть с ангелом и хочет с ним прекратить свое земное существование. А еще он подарил своей любимой легкую смерть. Он пощадил ее, не повел через муки. Они идут из захваченной Варшавы, Шоша выбивается из сил, все время останавливается. И в какой-то момент просто садится и умирает.
И нельзя забывать, что кроме всего прочего, эта книга автобиографическая. Знаете, когда Исаак Большевис Зингер получил Нобелевскую премию, его спросили журналисты: «Вы получили Нобелевскую премию. Все, это уже вершина литературной славы, самое высокое признание, А что дальше? Какие у вас планы?» Он гениально ответил, правда, использовал слово на идише, я сейчас не помню какое, но оно по-русски примерно означало вот что: «Ну, мы сюда как-то протырились, до этого уровня, до Нобелевской премии мы протырились, значит, и дальше как-то протыримся». И мне этот подход к жизни очень нравится. Да, мы как-то просочились и дальше будем просачиваться.
– Это опять же про жизнь больше, чем про литературу…
– Это про жизнь, как раз то самое. Это «Как закалялась сталь», с одной стороны, и как жить дальше – с другой. И жить, вопреки всему, несмотря ни на что. И жить благодаря всему тоже.
– У нас еще «Илиада» – одна из самых мощных книг в истории литературы, но, чувствую, у Вас с Гомером тоже что-то личное?
– Главная и первая.
«Илиада» оказалась мне крайне важна, через нее я впервые почувствовал ритм. Биение волн, биение жизни. Я почувствовал, я услышал буквально, как лопаются связки в момент атаки Диомеда, когда он в колеснице несется. Я был захвачен длительным и подробным описанием того, как копье сначала бьет в спицы колеса, как колесница начинает переворачиваться, как кони хрипят, как лопается селезенка у коня. И Гомер подробно, внимательно описывает всю эту картину боя, смерти. Дальше, когда Ахилл, разгневанный смертью друга Патрокла, начинает преследовать Гектора, и они бегают сутки вокруг Трои друг за другом, дерутся. Мощь этих героев она потрясала.
– Перечитываете?
– Да, постоянно «Илиаду» перечитываю, подзаряжаюсь. И Толстого перечитываю, «Войну и мир». Хотя в основном «Анну Каренину». Я ее как роман ставлю, честно говоря, выше, чем «Войну и мир». «Анна Каренина» – уж очень умная книга, она тонкая, смешная, грустная. Люди там такие классные, милые, нелепые, тревожные, жалкие.
И всех жалко так, и всех любишь в «Анне Карениной». Одного героя только не люблю.
– Неужели? Не решаюсь произнести вслух…
– Да, Анну Каренину. Она мне сильно не нравится, раздражает прямо.
– Как и всех мужчин, мне кажется.
– Наверное, кроме, разве что, Вронского. Мне очень нравится вся история про Китти, Левин замечательный. Раньше в детстве мне казались скучными все его крестьянские деревенские дела, а сейчас я с огромным удовольствием про это читаю. Ну, вы же понимаете, Лев Николаевич, а герой – Левин, Лёвин – это его человек. И мой человек.
Беседовал Клариса Пульсон
Источник: Журнал «ЧИТАЕМ ВМЕСТЕ. Навигатор в мире книг», № 1, 2018
http://chitaem-vmeste.ru/interviews/andrej-gelasimov-my-protyrilis/
Демократия не идеальна, но она все равно восторжествует
Большую часть своей ранней взрослой жизни я провел на американских военных кораблях по всему миру, защищая демократию от одного из ее величайших врагов 20-го века: глобального коммунизма.
Холодная война представляла собой редкий вид конфликта на протяжении всей человеческой цивилизации, конфликт не между государствами или князьями, а между идеологиями. С одной стороны, был централизованный авторитарный контроль; с другой стороны, демократическое правительство народа и для народа. В ходе длившейся десятилетиями борьбы, зачастую в виде горячих опосредованных войн по всему миру, погибли миллионы людей, десятки тысяч из них — американцы. Страны были стерты с лица земли и созданы новые. Это был благородный бой с очень реальными человеческими жертвами.
Когда осенью 1991 года я сошёл на берег и поступил в военно-морское училище, мне казалось, что битва исторической важности наконец-то выиграна. Берлинская стена пала, и Советский Союз оказался на грани распада. Это было пьянящее время, когда казалось, что демократия в полном расцвете во всем мире. Позже, будучи четырехзвездным адмиралом, а затем 16-м Верховным главнокомандующим союзными войсками Организации Североатлантического договора (НАТО), я своими глазами наблюдал эту экспансию в Латинской Америке, на Балканах и в странах бывшего Варшавского договора, как некогда диктаторских странах в Южная Америка приняла все более свободные и честные выборы, а страны бывшего коммунистического блока в Восточной Европе присоединились к западным демократическим институтам.
Это было идеально? Конечно, нет. Шла гражданская война, и во многих странах восстали авторитарные правители. Но было радостно наблюдать, как миллионы людей, живших в страхе, обретали большую свободу и экономические возможности.
Сегодня можно простить веру в то, что эпоха демократии подошла к концу. Две огромные нации, Россия и Китай, стремятся к единоличному правлению. Список стран, дрейфующих на авторитарных орбитах, растет. В Латинской Америке к ним относятся Венесуэла, Боливия и Никарагуа, которые демонстрируют признаки зарождающейся, хотя и хрупкой демократии. По другую сторону Атлантики Турция, Венгрия и Польша, до сих пор признанные демократиями, централизуют власть, контролируют СМИ, манипулируют судами и подавляют протесты. На восточной окраине стратегически важного Южно-Китайского моря влиятельный популист Родриго Дутерте подрывает свободы на Филиппинах.
Похоже, у демократии снова появился конкурент. Силачи поднимаются отчасти потому, что избранные правительства пытаются справиться с новыми проблемами: глобальной миграцией, технологическим прогрессом, транснациональным терроризмом, международными экономическими волнениями.
Все больше и больше людей готовы попробовать или терпеть другой подход. В ежегодном индексе демократии, составляемом Economist Intelligence Unit, 2017 год отмечен как худший год для глобальной демократии после финансового кризиса 2010 года: в три раза больше стран, в которых наблюдается спад демократии, чем ее рост. В 2006 г. организация Freedom House определила, что 46% населения мира проживает в странах с открытой политической конкуренцией, гарантированными гражданскими свободами, сильным гражданским обществом и независимыми СМИ. К 2018 году доля жителей таких свободных стран сократилась до 39 человек.%.
Как оставшиеся члены свободного мира ответят на этот вызов, является одним из главных вопросов на данный момент. Президент Америки Дональд Трамп только что встретился в Брюсселе с лидерами стран НАТО, возможно, самого успешного военного союза в истории человечества и ценного партнера Вашингтона в победе демократии в 20-м веке. На протяжении всей своей кампании и своего президентства Трамп нападал на НАТО и союзников Америки в нем.
Из Брюсселя он направляется в Хельсинки, где наедине поговорит с российским лидером Владимиром Путиным, сильным человеком, которому он польстил и предложил подражать. Сам Трамп избегает традиционных норм: его задокументированная ложь исчисляется тысячами, а его риторика направлена на то, чтобы заморозить свободу прессы и подорвать национальные демократические институты.
Возможно, Трамп рассматривает свои объятия с давним идеологическим врагом Америки как умную стратегию ведения переговоров. Другие видят мрачное будущее, в котором наказываются политические выступления, угнетаются религии и отбираются права миллионов. Освещение в СМИ и недавние книги подчеркивают сценарий конца света, от книги Дэвида Рансимена «Как заканчивается демократия» до книги бывшего госсекретаря Мадлен Олбрайт «Фашизм: предупреждение». Недавно на этих страницах мой друг и коллега по TIME Ян Бреммер предупреждает, что «самой большой угрозой могут быть сильные люди, которые еще впереди». Эти и другие исторически грамотные наблюдатели размышляют о будущем, в котором демократия потерпела поражение.
Но еще слишком рано терять надежду. Это битва, которая была выиграна раньше и будет выиграна снова, даже без особой помощи со стороны Белого дома. Путешествуя по миру для НАТО и американских вооруженных сил, я был свидетелем ключевых игроков и движений, которые помогут определить успех демократии. От Колумбии до Армении и Индонезии часто упускаемые из виду страны демонстрируют, что демократия может справиться с вызовами 21-го века лучше, чем авторитаризм. Либеральная демократия в ее различных формах и с ее неизбежными несовершенствами адаптируется к различным культурам и историям и приносит свои плоды. Ни природа человека, ни история не на стороне авторитаризма.
Лидеры стран-членов НАТО вместе позируют на саммите в Брюсселе в июле
Эммануэль Дюнан—AFP/Getty Images
Для начала нам нужно знать, с чем мы сталкиваемся. Работают глубинные силы.
Во-первых, демократия в какой-то степени неэффективна по своей сути. У стран всегда было искушение избегать беспорядка групповых решений парламентов, конгрессов и ассамблей — тем более сегодня из-за растущей сложности нашего глобализированного общества.
Массовые миграции, терроризм, транснациональная преступная деятельность и международные экономические потрясения вызывают стремление к порядку, которое может играть на ложных воспоминаниях о более простых временах.
Похоже, это и есть причина ползучего авторитаризма в Венгрии. За годы работы в НАТО я познакомился с Виктором Орбаном, давним главой консервативной партии Фидес этой страны и политиком с явным динамизмом и харизмой. Будучи премьер-министром Венгрии, Орбан использовал миграционный кризис с Ближнего Востока и Африки в Европу, чтобы накопить власть. Он ослабил суды, центральный банк и прессу. В апреле он одержал убедительную победу на парламентских выборах.
То же стремление к порядку можно увидеть в подъеме Дутерте на Филиппинах. Он использовал национальный наркокризис для массовых внесудебных казней, то есть убийств по заказу государства. Тем не менее, его популярность остается на ошеломляющих 80%. Жажда порядка — мощная сила.
Во-вторых, новые технологии оказываются палками о двух концах, когда дело касается демократических норм.
С одной стороны, социальные сети и Интернет способствовали демократической революции. Во время «арабской весны» реформаторы использовали эти инструменты для организации протестов и распространения идей перемен на Ближнем Востоке и в Северной Африке. Широкие возможности подключения к Интернету созданы специально для свободного обмена идеями, на которых основано демократическое правление.
Но в последнее время именно диктаторы, от Москвы до Дамаска, стали более ловкими и эффективными в использовании этих инструментов, шпионя за противниками внутри страны и за границей и развертывая пропаганду изощренными новыми способами. Россия вложила значительные средства в подрыв объективной реальности, безжалостно сея в Интернете сомнения относительно основных фактов. Китайское руководство не только строго подвергает цензуре социальные сети, но и нанимает сотни тысяч людей, чтобы направлять онлайн-общение по своему вкусу; государство кооптирует политическую дискуссию и фабрикует посты, восхваляющие Коммунистическую партию.
В-третьих, сбивающая с толку скорость перемен открыла дорогу авторитарным лидерам, которые рекламируют свою способность быстро реагировать на меняющиеся события. Более быстрая связь, способность компьютеров решать проблемы, на решение которых раньше уходили недели или месяцы, и сокращение цикла новостей меняют среду, в которой правительство ведет бизнес. Это может дать преимущество одному сильному голосу над теми совещательными комитетами и группами с голубой лентой, которые являются основой принятия решений западными правительствами.
В Турции, например, президент Реджеп Тайип Эрдоган пообещал использовать новые широкие исполнительные полномочия, которые он получил на июньских выборах, чтобы обуздать двузначную инфляцию в стране и дать толчок экономике. Сам президент Трамп освоил быстродействующую театральность сильного человека. Он рикошетом назвал северокорейского Ким Чен Ына «маленьким ракетчиком» и назвал его «умным» и «благородным». Он носит свое непостоянство как почетный знак, утверждая, что смена позиций позволяет ему перехитрить более последовательных противников.
В условиях быстрых изменений люди хотят быстрых решений, а демократия часто не дает результатов.
Но действуют и противодействующие силы . Реальность ядерного оружия России и растущее экономическое влияние Китая, а также тот факт, что ни в одной стране никогда не было длительного периода демократического правления, позволяют легко забыть о том, что доминирующие военные и экономические силы в мире остаются в руках преданных демократий. И во всем мире многие страны, о которых часто забывают, демонстрируют, что даже несовершенные демократии могут справиться с новыми вызовами этого века.
Возьмите Индию, где на последних выборах проголосовало более 550 миллионов человек — монументальное число. Ее демократия вряд ли безупречна. Критики говорят, что партия премьер-министра Нарендры Моди «Бхаратия джаната» (БДП) подрывает либеральные институты, а Индия занимает 138 место из 180 стран по свободе прессы, согласно «Репортерам без границ». Но во всех своих контактах с высокопоставленными индийскими чиновниками, в том числе с военными, от которых можно было бы ожидать поддержки порядка сверху вниз, я всегда обнаруживал непоколебимую приверженность демократии.
Он гарантировал Индии десятилетия стабильности и роста перед лицом террористических атак, экономических беспорядков и массовых перемещений населения.
Демократия вряд ли может показаться самым эффективным ответом на полувековой беспорядок в Колумбии. И все же, несмотря на яростное восстание с середины 1960-х годов, власть в этой стране продолжает мирно переходить. Президент Альваро Урибе отказался от поста президента в конце своего конституционно ограниченного второго срока в 2010 году, несмотря на высокую популярность и призывы к нему внести поправки в конституцию, чтобы остаться. Его преемник, Хуан Мануэль Сантос, заключил всеобъемлющее, но противоречивое мирное соглашение с вдохновленными коммунистами партизанами, известными как FARC, по аббревиатуре их официального названия на испанском языке. В этом году, когда подошел к концу второй срок Сантоса, в стране начались жаркие дебаты по поводу мирного соглашения.
Демократия дала ответ: выборы 17 июня поставили перед людьми суровый выбор.
Иван Дуке, дружелюбный к бизнесу прагматик, который пообещал ввести более жесткие условия для бывших повстанцев, победил Густаво Петро, который поддержал мирное соглашение. Нация, чьи потрясения легко могли привести к авторитаризму, снова и снова выбирала свободные дебаты и открытые выборы.
То же самое и в Бразилии, стране размером со сверхдержаву с населением 200 миллионов человек, которая, несмотря на серьезные политические потрясения, не повернулась к автократии. Мексика только что избрала своим президентом Андреса Мануэля Лопеса Обрадора — возможно, не первый выбор США, учитывая его левую повестку дня, но еще один пример демократии в действии, поскольку третья по величине нация в Америке колеблется справа налево вслед за свободные выборы.
Технологические разработки еще могут оказаться позитивными для демократии. Я много раз посещал маленькое бывшее советское государство Армения и знакомился с бывшим президентом и премьер-министром Сержем Саргсяном. До недавнего времени он казался непобедимой авторитарной фигурой.
Но недели протестов, вызванных Интернетом, вынудили его уйти в отставку в апреле и привели к власти нового лидера Никола Пашиняна.
В Тунисе продолжается «арабская весна», подпитываемая Интернетом. Демократически избранное правительство, пришедшее на смену 23-летней диктатуре президента Зина аль-Абидина Бен Али, осталось у власти благодаря периодическим свободным и справедливым выборам. Да, есть тревожные тенденции в реакции правительства на критику в СМИ и протесты. Но тот факт, что демократические институты продержались семь лет, вселяет оптимизм.
Опыт Туниса отражает еще одно часто упускаемое из виду преимущество демократии во всем мире: ее гибкость. США слишком часто не осознавали этого во время и после холодной войны, иногда вставая на сторону диктаторов, вместо того чтобы признать, что не все демократии похожи друг на друга. Часть успеха Туниса связана с адаптацией избирательной системы к собственной культуре посредством конституции, которая отводит исламу роль в общественной сфере.
Устойчивые демократические структуры в Чили, Индонезии, Южной Корее и других странах существенно отличаются от светской западной модели.
Еще одним благом для демократии является растущая роль женщин в управлении. Влиятельные женщины-борцы за демократию и гражданские права появились по всему миру, от Мишель Бачелет из Чили до Джасинды Ардерн из Новой Зеландии и Эллен Джонсон-Серлиф из Либерии, первой женщины, избранной главой государства в Африке. Представительство женщин в национальных парламентах увеличилось с 15% в 2002 г. до 19,8% в 2012 г., за последний год, за который имеются данные.
Приход к власти тех, кто представляет 50% населения мира, может быть полезен только для легитимности и долговечности демократии. Более того, по данным Всемирного банка, страны с более высоким уровнем гендерного равенства с меньшей вероятностью будут вовлечены во внутренние или внешние конфликты. Участие женщин в предотвращении и разрешении конфликтов часто помогает добиться успеха; Согласно исследованию, спонсируемому ООН, соглашения, в которых участвуют женщины и группы гражданского общества, на 64% реже проваливаются, чем те, в которых их нет.
Возможно, важнее всего то, что демократия остается сильной в своих традиционных редутах. Большинство наиболее развитых стран мира по-прежнему являются демократическими государствами, включая Японию, Канаду, Францию, Австралию и Германию. Это не случайно. Возвышение Китая может показаться экономическим подтверждением авторитаризма, но оно произошло за счет либерализации отсталого аграрного строя, имитирующего устоявшиеся демократии, и кражи их интеллектуальной собственности. И подражание имеет свои пределы. Мало кто в Европе и Азии забыл, что экономика свободного рынка была величайшим оружием демократии в 20-м веке, и предприниматели и инвесторы, управляющие этими свободными рынками, не скоро примут авторитарный контроль.
Это имеет двойное значение для США. У политической жизни здесь есть проблемы: деньги в политике, махинации, растущая партийность и президент, который называет СМИ «врагом народа», размышляя о том, как «велико» это должно быть для председателя Китая Си Цзиньпин, чтобы накопить абсолютную власть.
Найти голос, чтобы противостоять этой антидемократической риторике, пока оказывается на удивление сложно.
Но кто-нибудь серьезно думает, что мы движемся к авторитарному контролю над нашей политикой или к однопартийному правлению? Говоря как человек, у которого брали интервью на возможные должности и Хиллари Клинтон, и Дональд Трамп, я так не думаю. СМИ по-прежнему сильны и полны решимости говорить правду, а суды остаются полностью независимыми. Расследование Мюллера лязгает на президента, как танковый танк, и что бы оно ни обнаружило, нация будет иметь дело с этим посредством законов и политики. Подотчетность остается основной движущей силой общенациональных дебатов.
Мы изображаем демократию как утопию, но это не так. Его называют, как заметил Черчилль, наихудшей формой правления, если не считать всех остальных — подверженной злоупотреблениям и манипуляциям и часто склеротической. Мы должны простить его недостатки и работать над их исправлением, пока его основные институты содействуют гражданским правам, гарантируют верховенство закона и подчиняются волеизъявлению людей.
Будут потери во всех этих странах, как и в нашей, коррупция, недобросовестное поведение, давление на суды и СМИ. Проблемы будут только расти, поскольку изменения в этом столетии продолжаются стремительными темпами.
Но на каждый пример угасания демократии или нападения на нее есть контрпримеры демократии и демократических активистов, которые продвигаются вперед и находят решения. При этой администрации США мало кто занимается глобальными правами человека или демократическими нормами. Но другие лидеры, от Ангелы Меркель и Эммануэля Макрона из Европы до Синдзо Абэ из Японии и Джастина Трюдо из Канады, открыто выступали в защиту демократических ценностей. Изменения происходят и в малых странах.
И демократия восторжествует не благодаря отдельным лидерам, а потому, что она лучше, чем авторитаризм, справляется с задачами управления. Человеческая природа ненавидит начальника, и в политическом плане демократия служит предохранительным клапаном. Посмотрите на Америку, даже в ее нынешнем гневе.
Мы не можем представить нашу нацию без возможности переключиться с Джорджа Буша-младшего, республиканца, ведущего непопулярные войны в Ираке и Афганистане, на Барака Обаму. Или, если уж на то пошло, перейти от Обамы к президенту Трампу.
На первый взгляд эти сдвиги могут выглядеть как резкое разделение. Но они также представляют собой способность демократии давать выход инакомыслящим, неудовлетворенным взглядам. Диктаторы могут наводить порядок, но нарастание беспорядков часто приводит к катастрофическим последствиям. Некоторые из самых страшных массовых убийств в современной истории последовали за изгнанием сильных мира сего.
Иногда демократия не может разрешить сложные события, или наиболее эффективно использовать технологии, или быстро реагировать. Но он мирно привлекает к ответственности лидеров, которые не выполняют свои обещания или не улучшают нашу жизнь, и вознаграждает тех, кто это делает. В долгосрочной перспективе это оказалось более ценным, чем более сиюминутные побуждения.
Двести лет назад в мире было всего несколько псевдодемократий. На рубеже 20-го века существовало несколько десятков демократий.
Сегодня, несмотря на сохранение авторитарных режимов в Китае и России, их более сотни. Сотни миллионов людей перешли от полностью авторитарных монархий (по всей Европе, Центральной Азии и части Восточной Азии) к чистым диктатурам (Латинская Америка, Балканы, Левант и части Африки). История шла от племен, в которых доминировали мужчины в эпоху палеолита, через диктаторские города-государства к ранним современным монархиям и сегодняшним демократиям.
Мы все можем надеяться, что борьба за демократию в XXI веке будет обходиться дешевле, чем в прошлом. Мы можем повысить наши шансы на победу, расширяя права и возможности женщин, продвигая программы по борьбе с экономическим неравенством и обучая наших детей навыкам критического мышления, которые им необходимы, чтобы отличать правду от лжи.
Защитники демократии могут работать, чтобы прояснить, в чем состоит наше дело, почему оно важно и что поставлено на карту.
Иногда мне говорят, что Америка находится в состоянии «войны идей». Не совсем. Мы остаемся на рынке идей. Именно это сделало нас наиболее адаптируемыми к новым угрозам и устойчивыми перед вызовами. Именно поэтому мы должны сформулировать наше видение ценностей, которые, несмотря на то, что мы несовершенно их реализуем, являются правильными и истинными.
С отчетом Алехандро де ла Гарса
Это опубликовано в выпуске TIME от 23 июля 2018 года.
Свяжитесь с нами по телефону по адресу [email protected].
Украина Владимира Путина Война может закончиться только двумя способами: Геноцидом или поражением
Несмотря на подробные заблаговременные предупреждения о планах Владимира Путина о большой войне на Украине, многие наблюдатели до самой последней минуты отрицали возможность полномасштабной войны. масштабное вторжение русских. Сейчас, когда война идет уже второй месяц, это чувство неверия сохраняется и теперь мешает международному сообществу осознать всю серьезность ситуации в Украине.
В то время как западные политики и комментаторы продолжают дискутировать о возможных компромиссах и компромиссах, мало кто в Москве питает подобные иллюзии. Близкие к Путину понимают, что он рассматривает нынешний конфликт как священную войну и уже давно прошел точку невозврата. Российский правитель не согласится ни на что, кроме полного подчинения Украины или уничтожения страны.
Ужасающие масштабы военных целей Путина в Украине могут показаться немыслимыми большинству рациональных сторонних наблюдателей, но они обретают смысл, если рассматривать их через призму его токсичного мировоззрения.
На протяжении всего своего правления Путин руководствовался глубоко укоренившимся негодованием по поводу постсоветского упадка России и жгучим желанием восстановить статус страны как сверхдержавы. Далекий от желания восстановить СССР, он разделяет традиционный русский национализм и мечтает воссоздать самодержавную царскую империю.
Путин рассматривает распад Советского Союза как «кончину исторической России» и часто жаловался, что постсоветское урегулирование отрезало миллионы россиян от их родины, лишая Россию ее законных сердец.
Это чувство обиды подпитывает одержимость Путина Украиной, страной, все существование которой стало олицетворением предполагаемой несправедливости после 19-го века.91 мировой порядок.
Путин не первый российский правитель, который отрицает право Украины на существование. Наоборот, отрицание Украины — это общая нить, пронизывающая российскую историю, уходящая в прошлое на сотни лет и широко распространенная в сегодняшней России. Однако мало кто когда-либо принимал эту доктрину отрицания так горячо, как Путин, который ясно дал понять, что прекращение независимости Украины является священной миссией, которая определит его место в истории.
Нынешняя война — всего лишь последний и самый драматичный этап этой многолетней кампании. Первая попытка Путина положить конец независимости Украины была сделана в 2004 году, когда он лично посетил Киев накануне президентских выборов в стране, чтобы провести кампанию за прокремлевского кандидата. Это высокомерное вмешательство привело к катастрофическим последствиям, разозлив миллионы в остальном аполитичных украинцев и способствуя разжиганию массовых продемократических протестов, которые стали известны как Оранжевая революция.
Принятие Украиной демократии и исторический поворот в сторону Запада в годы после Оранжевой революции привели Путина в ярость и еще больше убедили его в необходимости восстановить контроль России над страной. Преследуемый народными восстаниями, прокатившимися по Центральной Европе в конце 1980-х годов и вызвавшими распад советской империи, он рассматривал демократическое пробуждение Украины как заговор Запада и прямую угрозу его собственному авторитарному режиму.
Когда десятилетие спустя Украину охватили новые продемократические протесты, Путин действовал решительно. Сразу после революции Евромайдана 2014 года он захватил Крым и начал опосредованную войну на востоке Украины.
За восемь лет между вторжением в Крым и началом сегодняшнего полномасштабного вторжения конфликт на востоке Украины зашел в кровавый тупик, а отношения между Россией и Западом покатились по нисходящей спирали. В этот период отказ Путина искать компромиссы и его готовность начать новую холодную войну подчеркивали то первостепенное значение, которое он придавал Украине.
Подписаться на UkraineAlert
В то время как весь мир наблюдает за тем, как разворачивается российское вторжение в Украину, UkraineAlert два раза в неделю доставляет лучшие экспертные знания и аналитические материалы Атлантического совета по Украине прямо на ваш почтовый ящик.
Путин не скрывает своей одержимости Украиной. Действительно, он неоднократно пытался объяснить, почему он считает украинскую государственность одновременно случайностью и преступлением. В эссе из 7000 слов, опубликованном в июле 2021 года под названием «Об историческом единстве русских и украинцев», Путин утверждал, что украинцы на самом деле были русскими, и отвергал само понятие отдельной украинской идентичности. «Я уверен, что настоящий суверенитет Украины возможен только в партнерстве с Россией», — заключил он.
В серии длинных антиукраинских обличений, произнесенных накануне нынешней войны, Путин пошел еще дальше, осудив всю страну как нелегитимную «Антироссию», которую больше нельзя терпеть.
Личные нападки Путина на Украину сопровождались годами безжалостной кремлевской пропаганды, направленной на дегуманизацию украинцев. С 2014 года российских телезрителей ежедневно кормят с ложечки гротескной ложью, изображающей украинцев современными преемниками гитлеровских нацистов. Очевидная абсурдность выдвижения подобных обвинений против страны с всенародно избранным президентом-евреем, где ультраправые партии регулярно борются за 1% голосов, не помешала миллионам россиян с энтузиазмом воспринять мрачные фантазии о фашистской Украине.
Эта ядовитая пропаганда подготовила почву для военных преступлений, которые сейчас происходят в Украине. Российская общественность была настроена на то, чтобы рассматривать Украину как неотъемлемую часть России, и призывала рассматривать любых несогласных украинцев как предателей или нацистов. Все понятие украинской идентичности было демонизировано и приравнено к самым отъявленным преступникам мировой истории.
Неудивительно, что эта беспощадная дезинформация исказила отношение России к украинцам и убедила многих в том, что их соседи заслужили то бедствие, которое на них обрушилось.
Действительно, все имеющиеся доказательства указывают на сильную общественную поддержку Россией вторжения, которое шокировало и ужаснуло аудиторию по всему миру.
Преступления против человечности, совершенные в первый месяц российского вторжения, — это только начало. Делегитимируя украинское государство и дегуманизируя украинцев, Путин подготовил почву для войны на уничтожение. Тысячи мирных жителей уже погибли в результате ковровых бомбардировок украинских городов. Жилые дома, школы, больницы и импровизированные бомбоубежища стали преднамеренными целями в ходе того, что выглядит как российская кампания, направленная на максимальное увеличение жертв среди гражданского населения.
Между тем сообщения о массовых арестах в районах, находящихся под российской оккупацией, похоже, подтверждают существовавшие до вторжения опасения по поводу существования кремлевских «списков расстрелянных». Растущее число выборных должностных лиц, журналистов, активистов, бывших военнослужащих и религиозных лидеров было похищено российскими войсками в зловещем отголоске тактики террора сталинской эпохи.
Сообщается, что гражданские лица, спасающиеся от бомбардировок в осажденных городах на передовой, были вынуждены проходить через фильтрационные лагеря, предназначенные для выявления тех, кто симпатизирует проукраински. В стране, где патриотическое чувство находится на рекордно высоком уровне, это может легко включать в себя многие миллионы украинцев. Появляются также подробности массовой депортации украинских мирных жителей в Россию.
По мере того, как война затягивается, зверства будут только нарастать. Российские войска, привыкшие считать украинцев недочеловеками и радикализированные гибелью товарищей, будут все менее и менее склонны проводить различие между гражданскими лицами и вражескими комбатантами, а отказ Украины сдаться и продолжающееся сопротивление страны будут использоваться для оправдания жестоких репрессий. Имеются все необходимые элементы для военных преступлений, сравнимых с худшими эксцессами тоталитарного двадцатого века.
События Центра Евразия
Можно ли остановить Путина? Первый шаг — признать ужасную реальность его разрушительных намерений.
Как недавно написал в Твиттере историк Йельского университета Тимоти Снайдер: «Когда Путин говорит, что нет украинской нации и нет украинского государства, он имеет в виду, что намерен уничтожить украинскую нацию и украинское государство. Все это понимают, верно?»
Чтобы остановить Путина, его нужно победить. Все меньшее лишь создаст временную паузу перед следующей попыткой уничтожить Украину. Для международного сообщества это означает объявление тотальной экономической войны России при резком увеличении поставок оружия Украине.
За первые четыре недели войны украинская армия показала себя более чем достойным соперником для российских оккупантов. В то время как силы Путина обладают подавляющим превосходством в живой силе и огневой мощи, российская армия, похоже, плохо управляется и все больше деморализована. Напротив, защитники Украины сражались с поразительным упорством и мастерством. В результате Россия не смогла достичь ни одной из своих ключевых военных целей и понесла катастрофические потери.
Если их снабдить нужным оружием в достаточном количестве, Украина может абсолютно выиграть эту войну.
Россия должна быть не только обанкротилась, но и окровавлена. Международные санкции, введенные с начала войны, были во многих отношениях беспрецедентными, но они по-прежнему крайне недостаточны. Жизненно важно понимать, что Путин готов терпеть значительные экономические потери, чтобы достичь своей исторической цели — сокрушить Украину. Вместо того, чтобы пытаться сдержать Кремль, цель должна заключаться в том, чтобы полностью отрезать страну от мировой экономики и лишить Россию доходов, необходимых ей для финансирования войны.
Чтобы добиться этого, западным лидерам придется признать, что их собственные страны также должны заплатить значительную цену. Канцлер Германии Олаф Шольц предупредил, что запрет на импорт энергоносителей из России будет означать рецессию в Европе. Он должен срочно осознать тот факт, что альтернативой является европейский геноцид.
В последние годы заявления о геноциде потеряли большую часть своей силы из-за частой политической эксплуатации, не в последнюю очередь самим Путиным в преддверии нынешней войны.
Тем не менее, это остается самым серьезным обвинением, которое может быть предъявлено любому государству. В случае с войной Путина против Украины предупреждения о надвигающемся геноциде более чем оправданы, если исходить только из безумных тирад российского лидера.
Сам Путин неоднократно заявлял, что не признает право Украины на существование. Военные преступления, совершаемые в настоящее время российскими военными в Украине, полностью соответствуют леденящей душу логике его слов. Если Путин не потерпит решительного поражения в Украине, он уничтожит страну. Если Запад будет стоять в стороне и позволит этому случиться, мир уже никогда не будет прежним.
Питер Дикинсон — редактор службы UkraineAlert Атлантического совета. Эта статья основана на обращении автора к членам швейцарского парламента в Федеральном дворце в Берне 15 марта9.0088
Дополнительная литература
Мнения, выраженные в UkraineAlert, принадлежат исключительно авторам и не обязательно отражают точку зрения Атлантического совета, его сотрудников или сторонников.
