Колючей проволокой: Украина снабдит Литву колючей проволокой для стены на границе с Белоруссией

Литве не хватило проволоки для забора на границе с Белоруссией :: Политика :: РБК

Строительство заграждения на границе с Белоруссией пришлось заморозить, поскольку в Литве закончилась колючая проволока. Вильнюс обратился за помощью к соседним странам

Фото: Janis Laizans / Reuters

Литва приостановила строительство заграждения на границе с Белоруссией, поскольку столкнулась с нехваткой специальной колючей проволоки для этих целей. Об этом заявил заместитель министра внутренних дел Арнольдас Абрамавичюс, передает BNS.

По словам замминистра, власти начали переговоры с другими странами о покупке необходимых материалов. «В Литве ее никто не производит, то есть такого диаметра в Литве не могут изготовить. Ближайшая страна — Польша, но Польша тоже сделала заказ для охраны своей границы», — сообщил он.

Абрамавичюс добавил, что обсуждение ведется с другими государствами, в том числе Данией и Словенией. Представитель МВД отметил, что «это товар специфического назначения, которым так просто поделиться нельзя».

Министр обороны Литвы Арвидас Анушаускас ранее сообщил, что из резерва армии использовано 4,5 км применяющейся в военной инженерии катушек колючей проволоки, еще ожидается поступление «из других стран», передает Delfi.

Евросоюз начнет срочную спецоперацию на границе Литвы с Белоруссией

Проволочный забор

Одним из наиболее эффективных видов невзрывных (фортификационных) противопехотных заграждений во время Великой Отечественной войны стали проволочные препятствия, служившие для замедления движения или остановки атакующего противника под огнем наших войск. К проволочным препятствиям относились: постоянные проволочные сети на кольях; усиленные проволочные заборы; проволочные рогатки и проволочные ежи. Впервые русские войска стали применять  заграждения из колючей проволоки в ходе русско-японской войны 1904–1905 годов. Однорядная колючая проволока делалась из 2,6-мм гладкой стальной оцинкованной проволоки, на которой через каждые 7,5 см закреплены колючки из 2-мм проволоки. Двухрядная колючая проволока отличалась от однорядной только тем, что она была свита из двух нитей однорядной проволоки.

В годы Великой Отечественной войны основным и наиболее надежным видом противопехотных проволочных препятствий была постоянная проволочная сеть на кольях. Она представляла собой несколько рядов забитых в землю деревянных кольев, установленных в шахматном порядке и оплетенных однорядной или двухрядной колючей проволокой. Проволочную сеть устраивают полосой в два, три, четыре, пять и более рядов кольев. Установка проволочной сети вблизи противника начиналась с устройства проволочного забора, состоявшего из одного ряда кольев диаметром 6 – 10-см, забитых в грунт на глубину 50 – 80 см (так чтобы после установки они возвышались на 1 – 1,2 м над землей) на расстоянии 3 м друг от друга и оплетенных пятью нитями колючей проволоки. При недостатке времени и материала забор оплетали тремя нитями. В дальнейшем проволочный забор усиливали постановкой второго забора в три нити с предварительной оплеткой промежутка между заборами. Затем ставили третий забор и т. д. Таким образом, постепенно получалась проволочная сеть в два, три, четыре и более рядов кольев. При заблаговременном создании в тылу проволочная сеть устраивалась сразу в несколько рядов кольев с оплеткой каждого ряда и промежутка между ними в три нити проволоки, за исключением ближайшего к противнику ряда, который оплетался сразу в пять нитей. Если обстановка позволяла, то рекомендовалось использовать жердевые треугольники с основанием в 3 м и высотой 1,5 м для правильности и быстроты разбивки сети. Колючую проволоку для большей надежности прибивали сбоку кольев (только со своей стороны), причем ее не следовало сильно натягивать, так как туго натянутую проволоку легче было разрезать ножницами или разрубить топором или лопатой. При отсутствии скоб проволока крепилась к кольям гвоздями, обрезками проволоки или прямо накидывалась петлей на кол.

Еще одним вариантом противопехотных проволочных препятствий был усиленный проволочный забор (шатровая сеть) состоявший из обыкновенного проволочного забора с оплеткой в пять нитей и наклонных проволочных оттяжек, протянутых в обе стороны. Оттяжки из колючей проволоки крепились к небольшим колышкам, забитым на расстоянии 1,5 м от линии больших кольев и в промежутках между ними. По оттяжкам для усиления препятствия протягивались и крепились еще две – три нити колючей проволоки (в горизонтальном направлении). Подобные усиленные проволочные заборы устраивали только тогда, когда не хватало кольев для устройства проволочной сети в несколько рядов, или, если было необходимо создать менее заметное препятствие. Одно отделение за 2 часа работы могло установить около 100 погонных метров усиленного проволочного забора. На его устройство требовалось 35 штук деревянных кольев диаметром 6 – 10-см и длиной 1,5 – 2 м; 70 штук деревянных колышков диаметром 3 – 6 см и длиной по 40 – 50 см; 135 кг колючей проволоки и около 6 кг скоб.

Проволока колючая ГОСТ 285-69 от производителя г. Екатеринбург

 

Проволока колючая  ГОСТ 285-69

Колючую проволоку производим по виду поверхности:

• без покрытия      К
• оцинкованную   КЦ

Область применения колючей проволоки:

• выполняет защитные функции.

Проволока колючая состоит из одной рефленой пряди, с расположенными на ней на равном расстоянии шипами. Проволока для основы используется  термообработанная д. 2,8мм, для шипов используется проволока термически не обработанная 2,0мм

 

                        

Наша компания производит колючую проволоку большим намотом 35 кг/ бухта и мелким намотом по 10 кг/бухта.

Бухта колючей проволоки весом:   35 кг, разматывается примерно на 350 погонных метров;

                                                          10 кг, разматывается на 100 погонных метров.

 

   Размер бухты (Ш х В): 35 кг (550 мм х 250 мм)                                                                                                                                                                                                                                       

                                         10 кг (230 мм х 300 мм)

 

 

 

 

Скачать Прайс-лист на проволоку колючую  можно здесь>>

 

цена на 29.07.2021    

ПРОДУКЦИЯ СОБСТВЕННОГО ПРОИЗВОДСТВА

 

 

Наименование	Вес (кг)	покрытие	Цена с НДС
Проволока колючая ГОСТ 285-69	35 + / – 2	оцинкованная	123193,00
		светлая	100356,00
	10 + / -1	оцинкованная	180000,00
		светлая	–

 

 

 Купить колючую проволоку  ГОСТ 285-69, как оптом так и в розницу можно на складе. Осуществляем отгрузки проволоки колючей в другие регионы.

 

<<колючая проволока CББ   << плоский барьер безопасности ПББ  << фотогалерея

 

Ответы на интересующие вопросы по проволоке колючей оцинкованной, можно получить, обратившись к нам:

Адрес отгрузки (производство): 620000, г. Екатеринбург, ул. Чусовской тракт, д. 5 (т-рия “Верхисетского Лесхоза”, р-н “ИКЕИ”)

Телефоны: +7 (343) 219-02-07 (37),  +7-902-87-01-828.

E-mail: [email protected]

 

 

Колючая проволока | Завод имени Лепсе

АО «ЛЕПСЕ» предлагает  своим потребителям оцинкованную двухосновную проволоку.

Технические требования к колючей проволоке регламентируются ТУ 1211-021-00187205-2006.

Для производства колючей двухосновной проволоки  используется оцинкованная проволока. Цинковое покрытие защищает проволоку от коррозии.

Проволока  состоит  из  двух  переплетенных  прядей и расположенных на ней на равных  расстояниях друг от друга четырех шипов.

Основа и шип изготавливаются из оцинкованной проволоки диаметром 1,6 мм. Длина шипов не менее 12 мм.

Колючая проволока выпускается только в стандартных мотках по 100 метров!

Для удобства и безопасности транспортировки каждый моток проволоки имеет ручку и обернут этикеткой из плотной бумаги.

Диаметр проволоки основы и шипа, мм	Длина шипа, мм	Количество метров в мотке	Масса мотка (100 метров), кг
1,6	12	100	4,2

Технический норматив: 

Технические требования к колючей проволоке регламентируются ТУ 1211-021-00187205-2006.
Полное содержание текста документа ТУ является интеллектуальной собственностью АО «ЛЕПСЕ» и не публикуется в открытом источнике. По письменному запросу покупателя специалистами Центральной заводской лаборатории могут быть предоставлены выписки из ТУ.

Материал: 

Оцинкованная проволока для производства колючей двухосновной проволоки производится путем нанесения цинкового покрытия гальваническим способом на низкоуглеродистую термически необработанную проволоку. Цинковое покрытие защищает проволоку от коррозии.

Толщина цинкового покрытия оцинкованной проволоки составляет не менее 50 гр/кв.м.

Защитные свойства цинкового покрытия сохраняются более 10 лет при эксплуатации в условиях умеренного климата на открытом воздухе.

Колючая  двухосновная проволока применяется для дополнительной защиты при установке различных видов ограждений объектов, требующих повышенного уровня безопасности.

Портфолио

Заинтересовал товар? Остались вопросы? – Позвони или напиши!

Контакты специалистов по продукции:

Менеджеры по продажам

8-800-600-72-41 (многоканальный)

[email protected]

Проволока колючая | Сетка стальная от производителя по низким ценам

До изобретения колючей проволоки, тернистые кустарники, камни, земля и деревья использовались для создания барьеров. Высокие заборы были дорогостоящим и сложно доступным вариантом особенно на Диком Западе. С развитием скотоводства и земледелия возникла необходимость огораживать поля и пастбища. Кроме того, фермеры испытывали нехватку камня, что заставляло искать альтернативные варианты. Одним из таких вариантов и стала колючая проволока.

Колючая проволока на сегодняшний день представляет собой рифленое изделие с острыми шипами, выполняющее функцию высокоэффективного, труднопреодолимого заграждения, а так же являющееся надежной, долговечной защитой территорий и объектов различного назначения.

Распродажа до 31 августа 2021!

Проволока колючая Н/К

оцинкованная

Цена 70руб/кг

Заказать

По типу основы колючую проволоку подразделяют на:

1. одноосновную;
2. двухосновную.

В нашей компании можно встретить первый тип колючей проволоки.

Колючая проволока изготавливается согласно ГОСТ 285-69 и является проволочным изделием, состоящим из одной рифленой пряди (основы) и расположенными на ней на равных расстояниях друг от друга шипами.

Основой для производства колючей проволоки служит термически обработанная проволока диаметром 2,8 мм, для шипов – термически необработанная проволока диаметром 2,0 мм. Шипы являются прямыми и острыми и сидят на основе неподвижно с шагом 75 мм.

Колючая проволока может быть трех видов:

• проволока колючая светлая (без покрытия) – К;
• проволока колючая оцинкованная – КЦ. Цинковое покрытие на проволоке, предназначенной как для основы, так и для шипов – сплошное и прочное;
• проволока колючая оцинкованная пассивированная – КЦП. Пассивированная проволока должна быть покрыта пассивной пленкой. Цвет пассивной пленки от светло-желтого до серо-желтого.

Вы можете оформить заказ по телефону

8(800) 201-36-06

Пн-Пт 9:00-17:00

Колючая проволока поставляется в мотках без упаковки. В каждом мотке около 35 кг (400м). Мотки колючей проволоки перевязываются проволокой диаметром не менее 2 мм термически обработанной в трех местах, равномерно расположенных по мотку. Для защиты от коррозии мотков светлой колючей проволоки применяют отработанное моторное или трансмиссионное масло, а так же обмазку вазелином или иную консистентную смазку. Оцинкованную и оцинкованную пассивированную проволоку каким-либо составом не покрывают.

Основные области применения колючей проволоки могут быть следующими:

1. для создания ограждений;
2. для дополнительной защиты на уже установленных заборах.

Для возведения ограждения из колючей проволоки необходимы только опора и сама проволока. Колючую проволоку располагают над верхней частью забора, либо она может быть отдельным самостоятельным заграждением. Ее монтаж не требует высокой квалификации рабочего.

Основные направления эксплуатации колючей проволоки следующие:

• защита предприятий и территорий, в том числе режимных;
• создание ограждения для домов и земельных участков;
• создание ограждений для домашнего скота.

Основные преимущества колючей проволоки:

1. простота монтажа;
2. быстрота монтажа и демонтажа;
3. долговечность;

Только у нас – оптовые цены на колючую проволоку!

Итак, изобретенная еще в 19 веке для ограждения сельскохозяйственных построек колючая проволока и в настоящее время цениться, широко пользуется спросом и служит эффективным средством стационарной или временной охраны земельных участков, административных зданий, промышленных и строительных объектов, загородных домов и т.д. Ограждение колючей проволокой – это выгодный и простой способ защиты, и в то же время очень удобный.

Если вы решили, что вам необходима колючая проволока, купить ее можно уже сегодня. Для этого оставьте свои данные в специальном окошке онлайн-заявки и мы свяжемся с вами для выяснения деталей сотрудничества. Уверены, что оперативное реагирование на запрос и внимательное отношение будут вам приятны. Стоит еще раз подчеркнуть, что мы производим проволоку с использованием собственных мощностей и не пользуемся услугами сторонних компаний. Это означает, что вам не придется оплачивать лишние пункты. С нами удобно, очень экономно и интересно. Звоните и получайте бесплатные консультации по вопросам выбора!

Цены. Проволока колючая ГОСТ 285

ЛЕНТА
	Лента колючая ЗиГ-Заг цинк			без основы		мп	по запросу
	Лента колючая ЗиГ-Заг цинк			с основой		мп	по запросу

ПРОВОЛОКА колючая ГОСТ 285-69
№	Наименование		Длина,м	Вес бухты, кг		Цена с НДС,руб
1	КЦ1(цинк)		400,0-600,0	35,0-55,0		по запросу
2	КЦ1 неликвид		350,0-450,0	20,0-50,0		70,0

Скачать прайс-лист Проволока колючая (*.xls)

Оставить заявку на колючую проволоку

Вы можете оформить заказ по телефону

• Выполним заказ любой сложности!
• Собственное производство с 1995 г.
• Доставка по России и СНГ!

8(800) 201-36-06

Пн-Пт 9:00-17:00

Колючая проволока и запрет на парковку. Как Женева готовится к саммиту России и США – Общество

ЖЕНЕВА, 10 июня. /Корр. ТАСС Константин Прибытков/. Меры безопасности, объявленные властями Швейцарии в связи с саммитом России и США, намеченным на 16 июня, становятся все более заметными, однако они вводятся постепенно и серьезных неудобств горожанам пока не создают: началась установка колючей проволоки вокруг парка Ла-Гранж, эвакуаторы увозят припаркованные по периметру автомобили. Однако этим дело и ограничивается, в чем убедился корреспондент ТАСС, побывавший в четверг во второй половине дня рядом с местом будущей встречи в верхах.

Колючая проволока на настоящий момент развернута с двух сторон по периметру парка Ла-Гранж, в том числе с фасадной – там, где находятся главные ворота. Этой работой заняты около двух десятков сотрудников службы гражданской обороны. 

В целом, вокруг парка и внутри не наблюдается повышенной активности или присутствия большого числа людей. Главные ворота охраняет не полицейский, а сотрудник частной охранной фирмы. На вопрос корреспондента ТАСС: “Вход в парк, видимо, закрыт?”, охранник ответил: “Да, месье, закрыт”.

Сквозь полуоткрытые ворота и решетки ограды видно, что происходит внутри. Рабочие службы озеленения оформляют газоны, а у самой виллы, расположенной на возвышенности в центре парка, работает поливальный агрегат.

Полиции рядом с парком не видно. Лишь один полицейский участвовал в процедуре оформления протокола эвакуации припаркованного в запрещенном месте автомобиля. За полчаса корреспондент ТАСС стал свидетелем двух таких случаев. Парковочные места, вошедшие в зону безопасности, в основном уже освобождены от транспортных средств, но все же можно увидеть автомобили-нарушители.

Что касается агентов в штатском, о которых местная пресса писала, что их якобы у парка много, то их, как и полицейских, не видно. Вместе с тем, корреспондент ТАСС стал свидетелем заезда в парк трех больших черных автомобилей Mercedes с затемненными стеклами.

Власти извинились за неудобства

Кантональные и городские власти неоднократно в последние дни извинялись за неудобства, причиняемые мерами безопасности. Они заявили, что благодарны горожанам “за понимание”. Между тем, как сообщила в четверг газета Tribune de Genève, “полиция получила многочисленные звонки обеспокоенных жителей зоны безопасности, объявленной накануне властями”. В эту обширную зону вошли все набережные Женевского озера, акватория между ними, а также парк Ла-Гранж и примыкающий к нему парк О-Вив.

Наибольшие неудобства на настоящий момент связаны, пожалуй, только с парковками: городской район О-Вив, примыкающий к парку Ла-Гранж довольно плотно населен, и с парковками там сложно. Нынешний запрет парковаться вдоль улиц у парков Ла-Гранж и О-Вив, занимающих вместе территорию более 25 гектаров, неминуемо усугубит проблему.

Власти Женевы запретили с 14 по 17 июня полеты беспилотных летательных аппаратов над городом и всей территорией Женевского кантона. В день саммита с четырех часов утра до полуночи будет заблокировано не только дорожное движение на ряде улиц, но и закрыт доступ для пешеходов. Местным фирмам рекомендовано перевести сотрудников на работу удаленно. Попасть в закрытые районы можно будет только местным жителям при предъявлении подтверждающих документов, а также тем, у кого есть пропуск. Запрещена навигация на озере.

В течение всего дня 16 июня действует запрет на массовые манифестации на правой стороне Женевского озера, где находятся парки Ла-Гранж и О-Вив, а также в пригороде Гран-Саконнэ, по территории которого проходит дорога из международного аэропорта в Женеву.

Город за колючей проволокой — Журнальный зал

Василенко Светлана Владимировна родилась в поселке Капустин Яр Астраханской области. Окончила Литературный институт им. А. М. Горького и Высшие сценарные курсы. Автор нескольких книг прозы. В 1998 году получила премию “Нового мира” за опубликованный в журнале роман “Дурочка”. Живет в Москве.

 

военном “газике” мы едем со съемочной группой в город, в котором я родилась, снимать документальный фильм о моем детстве. По правую руку от нас серая, словно военная шинель, полынная степь, уходящая за горизонт, по левую — пойма реки Ахтубы. Ахтуба — рукав полноводной и величественной царицы всех русских рек Волги. То есть она как бы родня Волги, ее сестра или дочь, но характер у нее совершенно другой, она стремительная, своенравная, с бурным, словно она горная, а не степная речка, течением. Кажется, что именно из-за своего дурного характера и убежала она из царского дома, чтобы жить своей дикой и необузданной жизнью, но рядом, параллельно с Волгой-матушкой, так же, как та, впадая в Каспийское море.

— Ахтуба… — произносит режиссер название реки, будто пробует его на вкус, и спрашивает меня: — Откуда такое странное у речки имя? Какое-то совсем нерусское.

— Нерусское, — подтверждаю я. И рассказываю.

Когда-то, завоевав всю Азию, дикие орды монголов под предводительством Бату-хана, внука Чингисхана, остановились именно здесь, на берегу реки Ахтубы. Сердце Бату-хана поразила эта дикая коварная река, характером и нравом так похожая на необузданный характер и нрав его народа, и, очарованный раз и навсегда ее красотой и красотой этого места, он именно здесь, в пойме реки Ахтубы, основал Западный улус монгольского государства, назвав Золотой Ордой, и построил столицу Золотой Орды — Сарай. Именно отсюда, из Золотой Орды, монголы совершали свои кровавые набеги на Русь, сжигая и вырезая на своем пути русские города и села. Отсюда они покоряли Русь, выключив ее как государство из исторического контекста на несколько столетий. Именно сюда, в Золотую Орду, стекалась дань с русских княжеств, сюда, в Сарай, приходили к хану русские князья — выпрашивать разрешение на княжение.

Я, конечно, немного привираю, рассказывая. Хан Батый построил столицу Золотой Орды гораздо южнее этого места, в низовьях Волги, а уже потом, многие годы спустя, другим ханом она была перенесена сюда. Но для пущей убедительности рассказа не грех немного приврать.

— Однажды русский князь влюбился в ханскую дочку Тубу. Она, соответственно, в него. Потом князь уехал, пообещав ей вернуться через год и жениться, — рассказываю я съемочной группе местную легенду.— Отец, узнав об этом, рассердился и решил поскорее выдать дочь за старого и некрасивого…

— Хрыча, — фыркает оператор Ира. (Она, между прочим, одна из лучших операторов России.)

— …крымского хана, — говорю я.

— А она сама-то что? Туба эта, — спрашивает, заинтересовавшись, шофер “газика”, молодой румяный солдатик. — Пошла за него?

— Останови-ка машину вон у того камня, — прошу я его. Машина останавливается около серого, из бетона, неуклюжего, будто его делал какой-то неумеха, монумента. Мы выходим. На бетонном боку следы от букв. Видимо, медные буквы с монумента скрутили местные алкаши и за бутылку водки сдали в утильсырье как цветной металл. Режиссер пытается прочесть надпись. Ничего не получается. Он поднимает на меня глаза:

— Что тут написано?

— Что здесь была столица Золотой Орды — Сарай.

— Вот здесь?! — Режиссер ошарашенно обводит взглядом местность. Вокруг монумента вместо огромного цветущего города, растянувшегося на многие километры, с каменными зданиями, дворцами, фонтанами, многолюдными базарами, толпами людей из разных стран, лошадьми, овцами и верблюдами, — а именно так описывали столицу Золотой Орды путешественники, — лишь голая серая степь и убогий памятник былому могуществу, жестокой Орде, покорившей полмира, памятник, который, как я поняла вдруг, оглянувшись на него, был похож на скифскую каменную бабу, только без головы.

Мы идем к машине, и я рассказываю режиссеру о том, что когда-то в детстве мы с друзьями приезжали сюда и рыли землю в степи. Перекопали все склоны оврагов лопатами. Искали золотого коня.

— Какого еще коня? — раздраженно переспрашивает меня режиссер. У нас с ним намечается творческий конфликт, причины которого нам и самим не ясны. Но эту пока лишь наметившуюся трещинку в отношениях мы с ним старательно культивируем, чтобы в любой момент на любом этапе съемок можно было бы взорваться, не согласиться, отломиться недовольным куском от скалы, — и тогда эта трещина очень пригодится.

— Я ж говорю, золотого, — недовольно поясняю ему я. — Когда хан Батый умирал, он приказал расплавить все золото, которое у него было, и вылить из него статую своего любимого коня. Этого золотого коня он закопал в степи, но где, никто не знает. С тех пор все его ищут. А он, этот золотой конь, раз в год, в самую лунную ночь, выходит из-под земли и скачет по степи. Многие слышали звон его золотых копыт. Есть такая легенда.

— Легенда на легенде, — сокрушенно, но в то же время язвительно говорит режиссер. — Ничего не осталось. Только легенды.

— Для нас, кто здесь живет, это не легенды, — говорю я тихо.

— А что же?

— Как бы это лучше сказать… Для нас это реальность. Мы с этим родились здесь.

— Но только теперь уже никто не копает степь в поисках золотого коня, — говорит режиссер. — В сказки уже никто не верит.

— Ты же сам сказал, что легенды — это все, что остается от жизни, — не соглашаюсь я.

— Мы не будем снимать твои легенды, — говорит режиссер раздраженно. — Мы будем снимать фильм о жизни! Документальный фильм. Запомни!

Недовольные друг другом, мы с режиссером усаживаемся в машину. Румяный солдатик, заводя машину, вопросительно скашивает на меня свой детский любопытный глаз.

— А что дальше-то было? С Тубой, ханской дочкой? — нетерпеливо спрашивает он. — Вы недорассказали…

— Убежала она от своего жениха, крымского хана, прямо со свадьбы. Побежала к реке и утопилась, — говорю я.

— Ах! — вскрикивает солдатик от неожиданности.

— Так же закричал хан, ее отец, подбежав к реке, когда узнал от слуг, что случилось: “Ах, Туба! Ах, Туба! Что же ты наделала!” С тех пор река и зовется — Ахтуба… — говорю я.

— А дальше что? — не унимается солдатик.

— А дальше она стала русалкой…

— Господи! Я с вами с ума сойду, — говорит режиссер страдальческим голосом, будто у него ноют зубы. — Поехали!

Машина трогается.

От Сарая до моего родного города пятьдесят километров.

 

Этот военный город долгие годы был окружен колючей проволокой. Пройти в него и выйти из него можно было только по спецпропускам через КПП — контрольно-пропускные пункты. Говорить и писать об этом городе было нельзя. Этого города долгие годы не было на карте. Карты этого города не существует до сих пор. Название города тоже было военной тайной. Нельзя было, покупая билет в кассе, сказать: “Дайте, пожалуйста, билет до города N”. Враг мог услышать (плакаты, где был изображен этот подслушивающий тебя враг, висели в городе повсюду). Надо было сказать: “Мне нужен билет до восемьдесят пятого разъезда”. Названий у города было много. В одно и то же время у него было несколько имен, видимо для маскировки, чтобы запутать след, обмануть врага и шпиона, — его называли и Знаменском, и Десятой площадкой, или просто Десяткой, упоминаемым выше 85-м разъездом, Городком и даже — Москвой-400… (Вот и сейчас, перечисляя эти названия, суеверно по-детски думаю, а не выдаю ли я военную тайну?) Но сами жители называли свой город по названию близлежащего старинного астраханского села — Капустин Яр. Или сокращенно — Кап-Яр.

Там мне в середине пятидесятых годов и суждено было родиться.

Когда-то очень давно здесь было Каспийское море. Море отступило, образовалась впадина глубиной в двести метров ниже уровня моря, и вот там, на дне ушедшего моря, мы и жили, словно в банке, которую накрыли, точно крышкой, куполом синего, без облачка неба. Ночью же с неба свисали, как с рождественской елки, огромные яркие звезды. Собственно, именно из-за того, что небо в тех местах почти весь год чистое и безоблачное, и решили там сделать полигон.

Место, где я родилась, было ракетно-ядерным полигоном, где испытывали ракеты и новейшие виды ядерного оружия. А Капустин Яр был городом, где жили военные, работающие на полигоне, и их семьи: жены и дети. Полигон был основан в 1946 году, сразу после войны, когда из Германии вывезли ракеты ФАУ-1 и ФАУ-2, над которыми усердно работали ученые Рейха и которыми, к счастью для человечества, Гитлер так и не успел воспользоваться. На основе этих ракет советские ученые разработали свои образцы. Кстати, из деталей этих же немецких ракет на другой стороне земного шара в это же время были созданы и первые американские ракеты. Как посаженные в землю зубы дракона, гитлеровские ракеты проросли в разных частях света. Началось долгое, растянувшееся на десятилетия, ядерное противостояние двух сверхдержав — СССР и Америки, началась “холодная война”.

Вот в таком городе нам предстояло снимать документальный фильм.

 

Через КПП, проверив наши документы, временные пропуска, разрешения и другие сопроводительные бумаги из Министерства обороны и Генштаба, нас не пропустили. Не помогали телефонные звонки и грозные предупреждения патрулям, нас не пропускавшим, что мы важные гости, что нас здесь ждут и что если они нас сейчас же не пропустят, их накажут. Патрули с непроницаемыми лицами стояли насмерть. И это было странно. Режим секретности в перестройку заметно ослаб. В городе уже давно жили посторонние люди, которые не имели никакого отношения к полигону. Но одно дело — жить в городе, совсем другое — снимать город на кинопленку. Видимо, в нашем случае Город перестраховывался. Видимо, сработали сразу все виды его защитной системы. Мы были неопознанными объектами, чужаками, может быть, враждебно настроенными к нему, городу, людьми, непонятно что замыслившими. И Он ощетинился, как еж. Он не хотел даваться в руки. Он не хотел открыться. Он не хотел впускать нас в себя. Режиссер был в отчаянии.

И тогда я решилась. Я повернулась и на глазах патрулей, которые бдительно продолжали наблюдать за нашими действиями, пошла в сторону, туда, где росли кусты смородины, — вроде бы просто так, а может быть, в поисках места, где можно справить малую нужду. Патрули — а ими были молодые солдаты — целомудренно отвели глаза. Легкой походкой я вышла из зоны наблюдения и пошла по едва заметной, но знакомой мне тропинке, которая через короткое время привела меня к дырке в человеческий рост, пробитой в бетонной стене, которой теперь вместо колючей проволоки был окружен наш город. Через дырку можно было попасть в город без пропуска. Так все и говорили: “Пойдем через дырку!” Я легко перешагнула через нее. Я столько раз это делала. Я же тут раньше жила. Дырка существовала всегда, даже когда здесь была колючая проволока. И все местные про нее знали. А я и была здесь своя, местная. Я попадаю на улицу Советской Армии, где среди одноэтажных однотипных финских домов стоит и наш с мамой домик, окруженный садом. Мама ждет меня, я звонила ей из Москвы, что приеду. Но я прямиком, не заходя к себе домой, иду в штаб гарнизона.

Надо выручать киногруппу.

 

В штабе нас знакомят с генералом.

— Думаю, вы снимете фильм, достойный славы нашего знаменитого города и нашей замечательной землячки, — говорит он режиссеру мягко, но внушительно.

Потом нас уводят к полковнику, в котором я вдруг узнаю сельского мальчика Юру Данилова — в детстве мы с ним катались с ледяных горок. Мы объясняем ему, что нам необходимо выбрать детей для съемки. Нам нужно найти мальчика и двух девочек. Одна из девочек должна быть похожа на меня в детстве. Она будет играть меня маленькую. Остальные дети — моих друзей. Фильм — документально-постановочный. Время — 1962 год, тема — Карибский кризис. Снимать будем в городе и селе. Нам объясняют, какие объекты можно снимать, какие — нежелательно, только с письменного разрешения. Особо оговариваются секретные и режимные объекты, например штаб, где мы сидим, которые снимать категорически нельзя.

— А запуск ракет снять можно? — спрашивает режиссер.

— У вас есть допуск? — интересуется полковник.

— Нет.

— Значит, нельзя.

Я с негодованием смотрю на режиссера. То, что у нас не получится снять ракеты “живьем”, это его, режиссера, большой прокол. Он не пожелал взять в Минобороне допуск (форму секретности), чтобы не стать на несколько лет невыездным. Этому кретину за границу хочется, в Канны, на кинофестиваль!

— Но у нас есть киноархив. Там есть съемки запусков, — утешает нас полковник.

Бесплатно на все дни съемок нам дают военный автобус для киногруппы и техники и знакомят с майором, который должен сопровождать нас во все дни съемок, помогая нам их организовывать и в то же время не спуская с нас бдительных глаз. У майора красивое, как античная маска, серое непроницаемое лицо.

Прощаясь, мы сказали, что детей для фильма найдем сами.

— Ну как ты живешь? — спрашивает меня по-свойски полковник Юра после официальной части.

— Нормально. Вот фильмы снимаю. Романы пишу…

— Я читал, — говорит Юра. — Жизненно пишешь.

— А ты? — спрашиваю его я.

— И я нормально, — говорит Юра. — Вот до полковника дослужился. Через полгода — в отставку пойду…

Он вдруг подмигивает мне длинным конским глазом и заговорщицки улыбается. Я улыбаюсь тоже. Вот таким, с длинным конским глазом, я и запомнила его, когда мы, еще детьми, летели с ним с ледяной горки и он, обхватив меня руками, целовал прямо в губы. И как я писала в одном из своих рассказов: “Его слюна была чистой и пресной, как моя собственная слюна”. Долетев до конца, мы вставали и, не глядя друг на друга, качаясь, как пьяные, снова шли вверх, в гору, чтобы все повторилось.

Только мы одни с ним знаем про это.

 

— Леша, смотри, это буква М, а это буква А. Пиши: МА-МА… — Сводная сестра Леши Инна учит его писать. Леша выглядит как тринадцатилетний подросток, хотя ему уже пятнадцать. Он коротко острижен, на нем грязная рубашка с чужого плеча, он ковыряет в носу и грызет ручку, — он не понимает, чего от него хочет Инна. Ему скучно. Небесно-голубые глаза его на тонком, одухотворенном лице, уже покрывающемся легким пухом, ищут, чем бы отвлечься. И находят. Он засовывает ручку в клетку с крысой, которая стоит тут же на столе, и громко хохочет.

— Тебе же говорят, пиши! — кричит на него красивая нарядная соседская девочка Катя. — Дурак!

— Сама дуя! — обиженно говорит Леша. Леша не выговаривает “р”, и еще кучу других звуков он не выговаривает. Он вообще плохо говорит. Он не умеет писать в свои пятнадцать лет и читать. Он сирота, его мать умерла несколько лет назад. Он живет с пьяницей отцом в убогой комнате. Он — умственно отсталый ребенок. В народе таких называют ласково — дурачок.

Леша, Катя и Инна выбраны нами для съемок фильма. Все они живут на одной улице с моей мамой. Инна, чем-то неуловимо похожая на меня в детстве, утверждена на роль главной героини.

— Отличная сцена, — говорю я режиссеру. — Хоть сейчас снимай.

Режиссер поднял на меня выразительные глаза, потом — на майора, сопровождающего нас теперь повсюду. Майор сидит у окна с серым, скучным лицом и глядит на улицу. Кажется, что ему совсем нет дела до нас.

— Пойдем выйдем, — говорит мне режиссер.

 

— Ты понимаешь, что наш фильм накрывается медным тазом? — спрашивает меня режиссер, когда мы остаемся одни.

— Почему?

— Этот майор догадается обо всем сразу, как мы только включим камеру и начнем снимать.

— Ты уверен?

Режиссер горестно качает головой. Мы молча смотрим друг на друга.

Дело в том, что мы никогда не собирались снимать фильм о детстве известной писательницы, которая прославила город своими книгами, — то бишь обо мне. Этот сюжет мы придумали для того, чтобы нам разрешили съемки в закрытом военном городе.

С самого начала мы мечтали снять фильм вот об этом мальчике, который ковыряет пальцем в носу, который грызет ручку, который не знает ни одной буквы, плохо говорит, который неадекватен в поведении, который умственно отсталый, дефективный, даун, дурак, идиот, — вот про него, про этого дурачка с небесно-голубыми глазами, с которым разговаривает Бог, современного юродивого, праведника, на котором и стоит этот строгий военный город, а значит, мир. Но разве Город позволил бы нам снять такой фильм о себе? Фильм о Городе, увиденном глазами дурака?

Мы сидим с режиссером как два заговорщика, хитростью проникшие в чужой город, как два врага, задумавшие обмануть и опозорить честных и порядочных жителей этого города.

— Я нашла выход, — говорю я. — Мы будем снимать два фильма, и про меня, и про него. Камера начинает с меня, потом переходит на мальчика. Чтобы усыпить бдительность майора.

— Это трудно, — говорит режиссер.

— Ничего, справимся. Главное, чтобы пленки хватило, — говорю я.

— Тогда тебе придется написать очень жесткий сценарий…

Режиссер с надеждой смотрит на меня. Я киваю и улыбаюсь режиссеру обворожительной, но не совсем искренней улыбкой. Потому что я чувствую себя не просто предателем, а предателем вдвойне. Мало того, что я обманываю свой родной город, я обманываю и его, режиссера. Потому что я знаю, что мы будем снимать еще третий, невидимый, как град Китеж, фильм. О съемках которого режиссер даже не догадается.

Город хотел бы, чтобы про него сняли хороший документальный фильм, где были бы показаны как достижения его, города, так и его, города, недостатки, но в меру, — то есть нормальный правдивый фильм.

Режиссеру же нужна художественная правда о человеке.

Мне же нужна легенда о нашем времени. Потому что от времени остаются только легенды.

Я знаю одну военную тайну, которую мой режиссер не знает.

Для него это просто обыкновенный военный городок: с центральной улицей, обсаженной пыльными пирамидальными тополями и белой акацией, площадью с обязательным памятником Ленину, штабом, Домом офицеров, магазином, рестораном, баней и базаром, — городок, каких много.

Для меня же этот город, прикинувшийся обыкновенным сонным городком, был и остается Городом Апокалипсиса. Именно здесь в 1962 году, во время Карибского кризиса, во время ядерного противостояния СССР и Америки, когда мир висел на волоске, я шестилетним ребенком видела, как начинается Конец Света.

 

В тот вечер, 28 октября 1962 года, когда на весь город завыла сирена, мы, нашей круглосуточной группой в детском саду, сидели за столиками и ужинали. К сирене мы уже привыкли, она в тот месяц выла несколько раз по ночам во время учебных тревог. Но сегодня она выла как-то по-особому. Словно то последний ангел вострубил в трубу над нашим Городом с неба — низко, безнадежно, не переставая. У-у-у! — вот как она выла.

— Война! — закричала истошным голосом нянечка, нас кормившая. — Война началась!

Она еще помнила, что так же начиналась и Великая Отечественная война, вот с таких воздушных тревог перед бомбежками, с воя сирен. Она не знала, что сегодня Америкой был объявлен ультиматум, что если Советский Союз не уберет свои ракеты с острова Куба, то она совершит ракетно-ядерный удар по СССР. В эту ночь время ультиматума истекало, и должна была начаться ядерная война. В первую очередь американские ракеты, конечно, должны были уничтожить ракетно-ядерный потенциал нашей страны, а значит, наш полигон и наш Город, наших отцов, обслуживающих ракеты, и уже заодно, как говорится, до кучи, — наших матерей и нас, детей, — то есть всех, кто живет в Городе. Поднялась суматоха. Нас быстро одевали в осенние пальтишки, выводили на улицу и строили по парам. Я стояла в паре со своей подругой Наташей Березкиной, моей соседкой по улице, рассудительной рослой девочкой, с которой я дружила или, лучше сказать, которую трепетно и ревниво любила. Мы стояли с ней в одинаковых пальтишках зеленого цвета. Потому что мы были с ней как сестры, но я — маленькая, черненькая, она же — высокая, беленькая. Нас наряжали в одинаковые платья, дарили нам одинаковых кукол, завязывали на голове одинаковые банты. И то, что в такой час мы оказались с ней вместе, меня успокаивало. Когда мы были вместе, с нами не могло случиться ничего плохого. Мы весело побежали на улицу Победы, к 232-й школе, так же, как и раньше, во время учебной тревоги. Для нас это было развлечением. Мама рассказывала, что, также детьми, они весело встретили сообщение о войне в 1941 году, бегая по деревне с радостными криками. Уже стемнело, но фонари были выключены. Нам навстречу тоже бежали люди, в основном солдаты и офицеры. Они садились на грузовики и в автобусы и уезжали. На площади в темноте вокруг памятника Ленину метались гражданские — так презрительно называли в нашем городе мужчин, не принадлежащих к военному сословию, — женщины с грудными детьми, пожилые люди. Человек с мегафоном истошно призывал не поддаваться панике и спокойно дожидаться автобусов, которые вывезут людей в безопасное место. Хотя какое место на Земле могло быть в ту ночь безопасным?

Мы бежали по темным улицам, взявшись за руки по двое. Мы бежали сначала мимо Дома офицеров, куда мы ходили на елку и на похороны разбившихся летчиков, смотреть кино или на концерт. Потом по улице Советской Армии, мимо большого дома за голубым забором, где живет генерал Василий Иванович Вознюк, маленький, лысый и очень добрый, он построил наш Город, — сколько раз, сидя на заборе, мы рвали у него черешню, — мимо просторного гостевого дома для “промышленников”, приезжающих из Москвы и других городов с оборонных заводов доводить ракеты до ума, — здесь нас катал на машине “дядя Сережа”, потом мы узнали его фамилию — Королев, Главный Конструктор ракет; мимо финского домика под номером десять, где живет Наташа, мимо такого же дома под номером восемь, здесь живу я с мамой. Мой папа живет отдельно от нас, в каменном доме на улице Черняховского. Мы бежим по Артиллерийской набережной, где стоит фильтровальная станция, мама там берет на анализ воду, у нее такая профессия. По улице Авиационной, мимо “дежурки” — дежурного магазина, где мы покупали хлеб — черный хлеб по 14 копеек и белый хлеб — по 20 копеек за один килограмм; к буханке белого часто давали довесок — корочку хлеба, которую мы, не доходя до дома, съедали. У “дежурки” выкопана огромная черная яма, в ней вечно чинят водопровод. Мы обходим ее по узенькой опасной тропке… Мимо улицы Ленина, по которой мы шли каждый год на парад. Мимо проспекта 9 Мая, где стояла баня… Мимо Солдатского парка, здесь высилась водонапорная башня, подпирающая небо, и с нее, если залезть, был виден весь городок, и село, и река Подстёпка, протекающая через село, и бахчи с арбузами, и кусочек Ахтубы, и где-то, сливаясь с небом, — Волга. Я бежала и прощалась с городом.

Нас построили во дворе школы, выдали нам кульки с сухим пайком и повели к автобусам.

Мы с Наташей сели в автобус, и вдруг во дворе школы я увидела Надьку. Она жила на нашей улице. Она была девочкой-дауном, дурочкой, ее так и звали — Надя-дурочка. Лицо ее было тупое и бессмысленное. Ее распирало от ненужной никому плоти. Дети на улице и моя подруга Наташа смеялись над ней, Надя же была очень привязана ко мне, и я одна с ней играла и жалела ее. Она горячо и наивно мечтала вслух, сидя со мной на крыльце, и я, с удивлением глядя на ее бессмысленное лицо, понимала, что она умна и добра, что она — как мы, только в ней все оставалось таким, как у нас в раннем детстве. Потом, много лет спустя, я буду писать о ней в своих рассказах, повестях и романах. Она была и остается в моей жизни самым значимым человеком.

Надька металась по двору школы с бессмысленным лицом, не зная, куда, в какой автобус ей сесть. Все ее отгоняли. Я позвала ее. Она увидела меня и обрадовалась. Она уже было запрыгнула в наш автобус, но бдительная воспитательница начала прогонять ее:

— Куда тебя несет? Не видишь, местов нету! И ты не из нашей группы…

Я встала в дверях и протянула ей руку. Надька уцепилась за меня. Воспитательница разгневалась:

— Ее нет в списках! Смотри, и тебя высажу.

Наташа больно дернула меня за другую руку.

— Садись быстрее, — сказала она. — А то правда выгонит из-за этой дуры.

Воспитательница толкнула Надьку от дверей так, что та упала и изумленно смотрела на меня с земли. А я молчала.

Много лет спустя моя учительница скажет мне: “Не понимаю, как ты пишешь такие сумасшедшие романы? Ты же всегда была такая тихая девочка!”

Надька смотрела на меня, а я молчала. Я была тихая девочка.

 

В автобусе мальчишки разгоряченно переговаривались между собой: “Сначала от первого ракетного удара погибнут те, кто останется в городе. Мы погибнем от второго удара. Дальше ударят наши ракеты и уничтожат Америку…”

 

Нас привезли в степь. Фары высветили два засохших тополя. Я толкнула Наташу в бок:

— Узнаешь? Вторая площадка.

Весной мы с Наташей ездили сюда за тюльпанами. Добрались на велосипедах, увидели, что степь вся красная от тюльпанов, и опьянели. Мы рвали и рвали их, укладывая окровавленными охапками рядом с велосипедами. А потом там же, у велосипедов, легли отдохнуть и, сморенные весенним солнцем, уснули. Нас тогда искали по всей степи с вертолетов. В ней так же трудно найти заблудившегося человека, как и в лесу. Нашли нас под вечер и привезли на военном автобусе в Город. Тюльпаны мы положили к ногам памятника Ленину-маленькому. У нас в городе было два памятника Ленину: один, огромный, — на площади, другой, маленький, с человеческий рост, — в парке Дома офицеров. Туда-то мы и положили свои охапки, и Ленин стоял по колено будто в крови. Было красиво.

(Недавно Наташа, не дававшая о себе знать мне много лет, вдруг позвонила поздравить с днем рождения и спросила: а ты помнишь наши с тобой красные тюльпаны? И мы с упоением вспомнили каждую подробность того путешествия, а подруга, приехавшая на мой день рождения из другого города, ревниво вслушиваясь в наш разговор, вдруг вскричала, когда я положила трубку: “В нашей дружбе тоже было много хорошего! Образно говоря, у нас с тобой тоже были красные тюльпаны!” — “Да, было много хорошего, — сказала я. — Но тюльпаны у нас были только с Наташей”.)

Вся степь была усыпана детьми: их привезли из школ и детских садов. В темноте то тут, то там слышался смех, крик или разговор. Разжигать костер было нельзя, чтобы его не заметили со спутника американцы. В темноте я расстелила свое пальтецо на земле. Мы легли с Наташей, укрывшись ее пальто и крепко обнявшись. Если нас ночью убьют, то вместе. Мы попрощались с ней на всякий случай. Мы долго не могли заснуть. Меня мучила мысль, где же Надька. То, что мы ее оставили, не давало мне покоя. “Ну, она же дурочка, — сказала Наташа рассудительно. — Даже если она умрет, то не так жалко будет”. Я отодвинулась от Наташи. Потом заснули. Ночью, проснувшись, я испытала тот арзамасский ужас, ужас смерти, который испытал Лев Толстой, будучи уже взрослым человеком. Я помню, что думала о смерти взрослыми словами, будто душа враз повзрослела. Та ужасная мысль о смерти, то, что я, может быть, уже умерла, чуть не свела меня с ума тогда. Даже волосы мои встали дыбом. Ведь вокруг меня была тьма. Я думала, что, может быть, это и есть Конец Света. Я лежала, дожидаясь рассвета, и не смыкала глаз. Я боялась умереть во сне. Я хотела умереть в полном знании, что это совершается со мной. Еще я представляла, что умрут все, умрет человечество, но эта мысль была абстрактной и не трогала меня. Конец света совершается с каждым человеком в отдельности. Утром я начала искать Надьку, я все-таки верила, что она приехала другим автобусом, и, не найдя ее среди спящих в степи детей, поняла, что она, совершенно беспомощная, ничего не понимающая, осталась в городе одна, наедине со смертью. Что она делает там одна? Я предала ее на смерть, отчетливо подумала я. Меня начал бить колотун. Я тряслась как ненормальная, пока не встало солнце и не сказали, что время, когда ждали удара, закончилось и, значит, войны не будет.

 

Много позже я узнала от отца, что он в ту ночь так же, как и в предыдущие, был на площадке и теоретически мог стать тем человеком, который нажал бы на кнопку, и мир полетел бы в тартарары. Я спросила его: “А что вы тогда делали, о чем думали, сидя перед этими кнопками, перед Концом Света?” Он подумал немного и сказал: “Мы играли в преферанс”. Я ожидала чего-то невероятного, какого-то откровения ожидала я от человека, который мог уничтожить мир. Оказалось же так буднично. Потом я поняла, что да, именно так и должно было быть: Апокалипсис и должен был наступить именно так, как у Чехова, — перед тем как пустить пулю в лоб, себе или миру, люди играют в преферанс.

После Карибского кризиса мой отец, хохотун, красавец, душа всех компаний, делавший блестящую военную карьеру, дослужившись до майора в 33 года, вдруг неожиданно подал рапорт об отставке, бросил нас с матерью и уехал из города навсегда.

Мать до сих пор считает, что он в ту ночь сошел с ума.

Я думаю, что мы тогда всем городом сошли с ума.

 

Мы решаем с режиссером, что нужно снимать фильм о том, как выживает наш герой в таком вот странном городе. Он же из бедной семьи, сирота.

Первую сцену мы снимаем в парке Дома офицеров. Майор, как всегда, с нами. Майор — друг человека, шутит оператор Ира. Мы даже не пытаемся узнать, как его зовут. Я делаю отвлекающий маневр. Широким жестом я показываю на танцевальную площадку и бодро говорю:

— Вот здесь играл духовой оркестр… Здесь были танцы, где мои родители познакомились. — Я начинаю повествование о своей жизни с часа зачатья.

Майор смотрит на часы и идет к телефонной будке.

В это время режиссер незаметно выпускает Лешу-дурачка, который с привычной сноровкой начинает собирать в парке пустые бутылки, что припрятал для него перед съемкой режиссер. Потом мы снимем, как он сдает их и покупает себе бутылку молока. Оператор Ира быстро незаметным движением переводит камеру с меня на Лешку.

— Ну и секьюрити у нас! — презрительно говорит она, сняв сцену и глядя в сторону майора. — Совсем мышей не ловит.

 

Мы ходим по Свиному займищу, где солдаты держат подсобное хозяйство, в том числе свиней. Режиссер ищет натуру. Ему нужно, чтобы Леша шел по тропе на фоне пустого неба. Я указываю ему на Змеиную горку.

— Почему Змеиная? — дергается он. — Опять легенда?

— Нет. Просто когда наступает весна, на южный склон сползаются змеи, чтобы погреться после зимней спячки, — говорю я.

— Б-р-р-р, — содрогается режиссер. — Ладно, давайте попробуем. Надеюсь, змеи поздней осенью уже ложатся спать?

Леша на фоне пустого неба идет по горке и тащит велосипедную раму.

Майор сидит в автобусе и безучастно смотрит в совершенно другую сторону. Даже обманывать его не надо. Режиссер делает отмашку, оператор снимает Лешку. Надо экономить пленку.

 

Сегодня счастливый день. Снимали сцену, когда Лешка сидит с отцом на крыльце дома. Отец спросил Лешку:

— Что там на небе, Лешка?

— А что там?

— Звездочки. Повторяй за мной. Звездочки.

— Так. Зез-дочки, — говорит Лешка шепелявя.

— Солнце.

— Сон-це…

— Луна.

— Лу-а…

— А еще что? Лешка? — спрашивает отец, и проспиртованные мозги его не помнят, какие планеты там в небе, Марс или Венера. — Ну что там еще?

Лешка затихает, лицо его преображается, и он говорит вдруг отчетливо:

— Бог…

Отец со страхом смотрит на Лешку, потом на небо.

Ира снимает. Мы боимся помешать ей. Сняла. Мы обнимаемся с режиссером.

— Фильм будет! — говорит он счастливо.

 

Ира придумала сцену. Леша хоронит умершего накануне съемок кролика. Уже выпал снег. Холодно. Мы идем в село, на берег реки Подстёпки. Леша долбит мерзлую землю лопатой. Мне холодно. Я отпрашиваюсь. Майор идет греться вместе со мной. Он даже не спрашивает, почему съемки фильма обо мне ведутся без меня. Он, видимо, ничего не понимает вообще. И слава Богу!

Через час режиссер приходит к нам в тепло и, радостно сверкнув очками, рассказывает майору:

— Получилось! Он знаете, что сказал, когда закопал кролика?

Майор тут же отворачивается от режиссера.

— Что? — вместо него спрашиваю я.

— Никогда не догадаетесь! Он положил на могилку камешки и сказал: “Эх ты!”

 

У режиссера дурное настроение.

— Ты написала плохой сценарий, — говорит он. — Мы нанизываем эпизод за эпизодом, и ничего не происходит.

— А если действительно ничего не происходит? — защищаюсь я. Но сама понимаю, что режиссер прав.

— Значит, нужна провокация!

Мы сидим и, как два злодея, придумываем, чем спровоцировать нашего героя на какое-то действие, конец которого ни он, ни мы не можем предугадать.

Режиссер смотрит на меня и улыбается.

— Я придумал одну гадость… — говорит он и смеется мерзким смехом.

 

Леша, Инна и Катя играют в мяч. Они перелезли в дырку из города в село и стоят на той горке, с которой мы когда-то катались с Юрой. Я на всякий случай бодро произношу свой текст про горку для майора, а то мы слишком расслабились. Потом я подхожу к Кате и говорю ей:

— Ты должна его разозлить.

— Лешку? А как?

— Называй его дураком, идиотом, больным, дефективным…

— Это нехорошо, — говорит Катя, потупившись. — Он обидится.

— Так нужно по сценарию, — говорю я. — Ну?

— Хорошо… — тихо говорит Катя, глядя себе под ноги. Потом кидается к Инне и что-то жарко шепчет ей на ухо. Та с довольным видом кивает ей.

Они начинают игру. Леше нравится девочка Катя. Он кидает ей мяч. Она бросает его обратно. Мяч у Леши выскальзывает из рук, падает. Девочки смеются таким же мерзким смехом, каким смеялся режиссер вчера, придумывая эту сцену. Катя и Инна закидывают мяч все дальше и дальше. Лешка сердится. Он понимает, что происходит что-то не то. Ведь так все хорошо начиналось. Он грозит Инне и Кате пальцем.

Первая не выдерживает Инна:

— Дурак! — кричит она во все горло.

— Цто? — Леша столбенеет. Его лицо начинает дергаться. Он шепелявит и вместо “ч” говорит “ц”. — Цто ты сказала?

— Идиот! — пискнула и Катя.

Леша обернулся к ней, как слепой, не веря тому, что услышал это от Кати, девочки, которую он любит.

— Больной, дефективный! — орет Инна.

— Дурачок, — подхватывает Катя.

Леша вдруг берет с земли дрын и начинает крутиться на месте, будто отбиваясь от слов. Девочки визжат. Но уже в упоении, что можно безнаказанно унижать человека, они кричат страшные слова ему в лицо. И Леша сатанеет, он отбрасывает дрын, подхватывает резиновый старый шланг и, догнав Катю, валит ее одним ударом наземь и начинает избивать, дико, по-животному вскрикивая. Оператор Ира бросает камеру и закрывает глаза руками.

— Снимай! — кричит ей режиссер.

Ира отрицательно машет головой. Режиссер подскакивает к камере и снимает сам. Я бегу к Леше, оттаскиваю его от Кати. Он падает на землю и долго, страшно, истерично хохочет. Катя, рыдая, бежит к дырке. Я — за ней. Нахожу ее, забившуюся в угол, плачущую, в темном сарае. Хочу ее приласкать. Она кричит мне:

— Не трогайте меня! Уйдите! Я вас ненавижу!

Господи, думаю, что мы наделали? Это же с ней останется на всю жизнь…

Я возвращаюсь. Все еще на съемочной площадке. Собираем технику, не глядя друг другу в глаза.

В автобусе режиссер говорит мне тихо и значительно:

— Получилось. Фильм получился. Я его уже вижу.

— Пошел ты знаешь куда со своим фильмом! — говорю я. И долго простыми народными доходчивыми словами объясняю, куда он должен идти. И краем глаза вижу, что майор впервые взволнованно смотрит и с удовольствием слушает меня.

 

Мы с режиссером идем в киноархив. Киномехаником там работает мой бывший сосед по улице Шурик Цаплин. В детстве я его обожала. Он возился со мной, как с младшей сестренкой. Он был старше меня на восемь лет. Шутливо нас просватали. Он ушел в армию, когда мне было десять лет. И я, чувствуя себя его невестой, ждала и даже писала письма. Он вернулся из армии уже женатым, напрочь забывшим обо мне. А я так и осталась его неудавшейся невестой.

Шурик крутит нам кинохронику с утра до вечера. Первый спутник. Собаки Белка и Стрелка в космосе. Первые запуски ракет. А вот уже пошли современные ракеты. Но все не то.

— Шурик, это все не то, — говорю я.

— А что надо? — спрашивает Шурик.

— Конец Света, — говорю я дурашливо.

Шурик остро взглядывает на меня и куда-то уходит. Возвращается он с фильмом о взрыве ракеты при запуске на космодроме Байконур, когда погиб генерал Неделин. Там же погибли и многие наши офицеры, так как Кап-Яр и Байконур были сообщающимися сосудами: наши офицеры ездили на запуски туда, их офицеры — сюда. Я до сих пор помню, какой стон, крик и плач стоял в Городе в те дни.

С первых же кадров мы затихаем. Оцепенев, смотрим на ужасные сцены ядерной катастрофы, запечатленные документально. На экране — Апокалипсис. Как ни кощунственно звучит — это то, что нам нужно. Мы с режиссером собираемся уходить.

Шурик останавливает меня. У него в руках коробка с пленкой.

— Посмотри еще вот это. Специально для тебя принес.

Режиссер уходит. Я остаюсь.

Хроника пятнадцатилетней давности. Сюжет начала перестройки — о том, как на капустиноярском полигоне уничтожали ракеты СС-20, одни из самых мощных советских ракет того времени.

Ракета, как выброшенный на берег кит, лежит посреди степи. Вокруг нее суетятся люди. Офицеры готовят ракету к уничтожению. На трибунах, словно это футбольный матч или парад, сидят: в первых рядах иностранные наблюдатели и журналисты, за ними — расфуфыренные, как в театре, жены офицеров. На переднем плане — офицер с неподвижным лицом. Он трет мочку уха, чтобы понять, сон это или нет, и по этому движению я узнаю его. Это Саша Воронин, мой одноклассник. Офицер-доводчик. То есть тот, кто доводит ракету, привезенную с завода, до ума, до запуска. “Сашка ласкает тело ракеты, как будто это тело любимой девушки”, — смеялся другой мой одноклассник, тоже ставший ракетчиком, Сергей Капьярский. И ракета отвечала ему взаимностью. Сашины ракеты всегда попадали в цель, они летели с какой-то особой осмысленностью и виртуозностью, они были полны трепетной жизни, словно живые существа. Они красиво летели! Саша был гением, он был ракетным Моцартом, и так же, как Моцарт, он был “гулякой праздным”. О, сколько упоительных и сумасшедших вечеров провели мы с ним в беседке моего сада, когда я приезжала домой из Москвы и собиралась компания одноклассников! Как он играл на гитаре, как он шутил, как он смеялся! О, сколько вишневой бражки повыпивали мы из трехлитровых банок, неосторожно оставленных моей мамой в саду без присмотра! О, сколько ухи, сколько ведер раков мы сварили с ним на рыбалке на Ахтубе! О, сколько желаний мы с ним загадали однажды в августе во время звездопада! Мы не были с ним друзьями или любовниками, ничто постороннее нас не связывало и не сковывало. Я была ему только одноклассницей, но чтобы праздновать эту жизнь, он выбрал меня, как художник безошибочно выбирает художника.

Но сейчас я его не узнабю.

Он двигается очень странно, словно что-то разладилось в его организме. То он поднимет руку невпопад, то повернется не ко времени. Он подходит к ракете и устанавливает взрывное устройство с таким траурным выражением лица, что кажется, он подрывает собственную мать. Или хоронит ребенка.

Все готово к подрыву. И тут в кадр влезает огромная лиловая туча. Таких туч не бывает в природе. Но она есть. Разражается гроза необычайной силы. Гремит гром, сверкают молнии, ливень стоит сплошной стеной. Журналистов на трибуне прячут в плащ-палатки. Прически жен офицеров становятся мокрой волосней. Саша Воронин поднимает руку. Он командует подрывом. Взмахивает. Раздается то ли взрыв, то ли гром. Огромная молния разрывает небо на две части, освещая страшным светом происходящее. На мгновение молния озаряет лиловое, будто у мертвеца, лицо Саши с огромными плачущими глазами. Я даже поднимаюсь с кресла, словно спешу ему на помощь. С такими лицами кончают самоубийством.

Сюжет закончился.

— Он потом спился и повесился, — говорит Шурик, перематывая пленку.

— Кто? — спрашиваю я тупо.

— Да кто? Сашка Воронин… Не узнала?

— Когда это случилось? — сдавленным голосом спрашиваю я.

— Да с год уже будет.

— Мне никто не сказал.

— А чего говорить? У нас в городке сейчас один за другим… — Шурик выразительным жестом показывает, что они делают с собой. — Я Сашку понимаю. Работы нет. А главное, перспективы нет. Один-два запуска ракет в год, это нормально? Пошли, невеста! — говорит он, и я вздрагиваю. Неужели помнит?

— Что? Думаешь, не помню, как ты мне свои каракули в армию присылала? — спрашивает Шурик самодовольно. — До сих пор где-то валяются. Потом когда-нибудь продам на аукционе Сотбис…

 

Режиссер снял свой фильм. А я еще нет. Я словно Бориска, колокольных дел мастер, из фильма Тарковского, еще не нашла своей глины, чтобы колокол зазвенел. Мне нужна еще одна сцена.

— Я тебя не понимаю, — говорит режиссер. — У нас столько материала…

— Нет, — говорю я. — Вот увидишь, без этой сцены фильм не получится.

Лучше добавить: легенда про Конец Света не получится.

 

Мы снимаем в развалинах купеческого дома. После революции он стал зданием НКВД. В перестройку его подожгли.

Леша бродит по развалинам, посвистывая, — разговаривает с птицами. Те откликаются на его свист.

— Ну что ты хочешь? — спрашивает меня режиссер. — Что он должен делать?

Я сама не знаю, чего я хочу.

Лешка, собрав щепочки, поджигает их, греет над огнем озябшие руки. Красные, большие, они так похожи на руки Надьки-дурочки.

— Стоп, — говорю я, удерживая в себе сердце. — Стоп.

Я нашла. Вот что Надька делала в ту ночь, когда должен был наступить Конец Света. Когда мы бросили ее одну в Городе. Конечно же, она разожгла костер. Было холодно. Она же не знала, что костер зажигать нельзя, и грела большие озябшие красные руки.

— Снимаем, — говорю я.

Я сняла свою Легенду о нашем Городе.

Теперь можно уезжать.

 

Я иду в магазин за хлебом. Перед магазином — вечно разрытая яма. Опять прорвало водопроводную трубу, чинят. Я начинаю обходить яму по узкой опасной тропке, рискуя в нее свалиться. И вдруг уже в конце опасной тропы встречаю Надьку-дурочку. Под мышкой она несет буханку хлеба. Мы здороваемся с ней, стоя над глубокой ямой. Видно, что Надька рада мне. Я не знаю, о чем с ней говорить. Я не знаю, о чем с ней говорить, вот уже как тридцать лет, поэтому всегда только здороваюсь. Но теперь я почему-то медлю. Я смотрю в ее улыбчивое, бессмысленное лицо, бессмысленные пустые глаза и зачем-то задаю дежурный вопрос: “Надя, как ты живешь?”, ожидая услышать от нее такой же дежурный ответ: “Нормально”. Но вдруг она глухо охает, будто я этим вопросом, словно обухом топора, ударила ее по голове и у нее там, в голове, прояснело, разум блеснул в ее глазах, она остро и ясно взглядывает на меня и произносит слова, которые рвут мне сердце: “По-разному, Света. Иной раз мне так тошно, хоть в петлю лезь. А иногда — ничего живу. Ничего…” Господи, кто из нас даун, думаю я. Мы стоим над ямой, у меня кружится голова, и я понимаю, что если мы немедленно не разойдемся, то я рухну вниз.

— Давай отойдем от ямы, — говорю я Надьке, — а то упадем.

Надька смотрит вниз, на дно, и говорит:

— А я тогда здесь пряталась всю ночь, помнишь, когда нас американцы бомбили?

Мое сердце начинает разрываться на части.

— Где пряталась? — спрашиваю я глухо. — В этой яме?

— Ну да, — говорит Надька. — Меня в автобус не взяли, я побежала домой, было темно, и я в нее упала.

— Ты просидела здесь всю ночь? — спрашиваю я.

— Сначала я кричала, — говорит она и замолкает.

— А потом? Что было потом? — спрашиваю я.

Она упорно молчит. Ее опять замкнуло. Глаза ее заволакивает пленкой. Она смотрит на меня бессмысленно и пусто. Меня бьет колотун. Я осторожно обхожу ее и быстро иду к магазину. Я иду и плачу сухим плачем. Зачем я приехала сюда? Зачем я снимаю этот фильм? Господи, прости меня за Надьку, прошу я.

Я оглядываюсь. Надька все так же неподвижно стоит над ямой и смотрит на меня бессмысленными глазами.

— Надя… — говорю я ей.

Что-то опять блеснуло в ее глазах. Она делает ко мне шаг, и я бросаюсь ей навстречу.

Я обнимаю ее, и она тычется своим лицом, враз ставшим от слез мокрым, в мое, как ребенок, не умеющий целоваться. Она целует меня не губами, а всем лицом: мокрыми щеками, лбом, подбородком…

— Мне было ТАК страшно там. — Она скашивает свои глаза на яму. — Одной, без тебя…

Я смотрю в ее зареванное лицо и потеряно говорю:

— Я знаю, Надя… Надя, прости меня…

А сама вдруг понимаю, что Бог тогда спасал Надьку, а не нас. Если бы действительно началась война, мы бы в открытой степи погибли сразу же от первой ударной волны. А Надька в этой глубокой яме спаслась бы. Может быть, одна из всего человечества.

 

У режиссера перед отъездом нелады с сердцем. Сказалось перенапряжение последних дней. Я иду в штаб прощаться с полковником Юрой.

Полковник сидит в комнате один. Он сидит за столом и что-то пишет. На мое приветствие, не поднимая головы, произносит что-то нечленораздельное.

— Вот, уезжаем, — говорю я. — Попрощаться пришла.

Юра наконец поворачивает ко мне хмурое лицо.

— Что? — говорит он, глядя на меня в упор. — Сняли кино про своего дурака?

Я теряюсь.

— Юра! Мы снимали фильм про мое детство, — осторожно говорю я.

— Не пизди! — вдруг говорит он угрюмо. — Интеллигенты гребаные! — Дальше он матерится, как сапожник. Я разворачиваюсь, чтобы уйти. — Ты думаешь, мы тут бараны, да? С одной извилиной? У нас разведка пока еще работает. Я с первого кадра знал, про что вы снимаете…— говорит он мне в спину.

— Так что ж ты не заложил нас?! — свирепею я тоже.

Он молчит, и я оглядываюсь.

Он смотрит на меня несчастными глазами.

— Да снимайте что хотите! — говорит он устало. — Города все равно уже нет. Все развалилось. — И добавляет горько и страстно: — Светка, ты что, не понимаешь?! Мы же страну просрали! Такую страну!..

Мы прощаемся с ним, примирившись. Он, кося своим конским глазом, вдруг смущенно спрашивает:

— Ты хоть про горку помнишь? Как мы с тобой неслись?

Здесь, в этом городе, все всё помнят о своем детстве. И когда Бог призовет нас всех к себе, мы предстанем перед Ним малыми детьми, выстроившись в ряд, и будем рассказывать Ему о своем детстве — как мы собирали красные тюльпаны, как летели с ледяных горок и целовались, как лежали в степи и ждали смерти, — у нас есть что Ему рассказать, — но только о детстве, только о нем, потому что больше мы ни о чем не помним. И может быть, Он нас простит?

— Юра, я про нее, про эту горку, всю жизнь помню, — говорю я.

— Жизнь… — говорит Юра грустно. — Как быстро она прошла!

— От жизни останутся только легенды, — как эхо откликаюсь я. Эта фраза звучит во мне теперь всегда, как музыка.

— Если останутся, — говорит Юра.

— Я постараюсь, чтобы остались, — говорю я.

— Ты нас, это… не закапывай уж совсем, в фильме-то своем. Ты же местная, кап-ярская… Оставь людям надежду, — говорит он, заглядывая мне в глаза. И добавляет с уже совершенно другой интонацией, почти со стоном: — Эх, застареть бы быстрее, Светка, чтобы уже не видеть этот бардак…

 

Я выхожу и иду. Я иду по мертвому городу. Я иду по мертвой земле. Я иду по мертвой стране.

 

Мы возвращаемся в том же “газике”, и шофер у нас тот же румяный солдатик. Я сижу рядом с ним. За мной киногруппа, весело переговариваясь, чокается солдатскими кружками со спиртом. Я не пью. Заболела. У меня высокая температура.

Мы подъезжаем к памятнику Золотой Орде. Киногруппа хочет выйти и сфотографироваться на память. Я остаюсь в машине. Осенняя степь вокруг памятника распахана трактором. Чтобы подойти к нему, киногруппе приходится на каждом шагу проваливаться в свежевспаханную землю.

У остановки стоит мужик и продает сушеную воблу. Киногруппа возвращается. Режиссер покупает у мужика воблу. Жалуется мужику:

— Не дойдешь до памятника… Озимые, что ли, сеют?

— Какие, на х…, в степи озимые? — откликается мужик.

— А зачем же распахали?

— Так золотого коня ищут. Хан Батый где-то тут закопал, — словно несмышленышу, отвечает мужик режиссеру — без объяснений, как само собой разумеющееся. Будто это было вчера.

Краткая история колючей проволоки

Этот пост был обновлен. Первоначально оно было опубликовано 11 апреля 2019 года.

В «Библия с ребристой проволокой» , «иллюстрированное руководство по идентификации и классификации» колючей проволоки Джека Гловера более 700 стальных узлов. У них есть такие названия, как Scutt’s Wooden Block, Greenbriar, Glidden Union Pacific и J. Brotherton Parallel. Библия, скрупулезно обновляемая и переиздаваемая Cow Puddle Press с 1960-х годов, – как и вся остальная история колючей проволоки – состоит из одной части Америки и одной части инноваций.Книга Гловера и аналогичные справочники по конкретным материалам (на ум приходит Колючая проволока: идентификационная энциклопедия ) документируют мельчайшие детали материалов и методов ограждения. Но эти тексты также являются сокровищницей исторической и культурной информации; За каждой иллюстрацией стоит изобретатель, время, место и история происхождения.

Потому что в этом особенность колючей проволоки: это физический объект – вы могли бы держать его в руке, если бы он не был таким острым, – но это тоже идея.

Использование колючей проволоки на Западе

Американская граница никогда не была пустой. Коренные американцы жили на земле не менее 15 000 лет. Доказательства очевидны: от жилищ Меса Верде в Колорадо до миллионов коренных жителей, все еще живущих на юго-западе сегодня. Но белые поселенцы, высвободившиеся в ландшафте в соответствии с законом об усадьбах Авраама Линкольна 1862 года, который давал каждому гражданину право требовать 160 акров государственной земли, определенно относились к этому так.Продвигаясь на запад, они стремились очистить землю от людей и нечеловеческих существ и установить контроль над оставшейся грязью. Одной из наиболее практических проблем, с которыми столкнулись эти семьи, было установление границ – удержание людей, сельскохозяйственных культур и скота внутри (или снаружи).

Из-за того, что деревьев было слишком мало для строительства деревянных заборов, а стены из колючей растительности были слишком медленными, чтобы расти, некоторые предприимчивые поселенцы начали возиться с проволокой. Но была одна серьезная проблема: «Когда проволочный забор был установлен между 1000-фунтовым техасским лонгхорном и участком пышного зеленого пастбища, это оказалось чем-то вроде пустяка», – пишет Джордж Пендель в своей книге «Атлас обскура ». статья о Мекке колючей проволоки в Ла-Кросс, штат Канзас.Вот где появились зазубрины. Согласно Atlas, Патентное ведомство США обработало более 200 различных патентов на различные типы «заборов с шипами» между 1867 и 1874 годами. Изобретения широко варьировались, от линий, чередующихся шипов и деревянных досок, до листы дерева с шипами. Но Люсьену Смиту приписывают создание первых прототипов колючей проволоки, которую он назвал «колючей проволокой».

Производство колючей проволоки началось в начале 1900-х годов, когда машины позволили производить ее в больших масштабах. Управление национальных архивов и документации США

Это отвечает на вопросы о том, кто изобрел колючую проволоку и когда была изобретена колючая проволока. Беда в том, что все эти изделия изготавливались вручную. Так продолжалось до 1874 года, когда фермер из Иллинойса Джозеф Глидден победил в патентной битве за механический материал для ограждений, из которого колючая проволока могла производиться в больших масштабах. Машина Глиддена натянула две нити проволоки на зазубрину, а затем намотала проволоку на равномерно расположенные шипы.Всего два года спустя компания Глиддена зарабатывала 3 миллиона фунтов продукции каждый год, что быстро приносило Глиддену значительное состояние. Другие спекулянты тоже выиграли на колючей проволоке. Джон Варн Гейтс, более известный как «Врата на миллион», перешел от продажи убогого продукта к производству самогонной (или незапатентованной) проволоки. Его компанию приобрела компания U.S. Steel, где колючая проволока сделала барона-разбойника Дж. П. Моргана еще богаче.

Массовое производство отправило поселенцев на фехтование.Ранее в подкасте о дизайне 99 Percent Invisible объясняется, что на западе преобладал «закон открытого диапазона». Когда ковбои гнали свой скот на продажу, стадо могло пересекать землю, пить воду и пастись на ходу. Но колючая проволока ограничивала доступ скота к ручьям и рекам. И это было везде. К 1885 году вся Техасская попрошайка уже была огорожена, согласно Исторической ассоциации штата Техас, в результате чего возникла мозаика из частных земель, каждая из которых была обернута луком из колючей проволоки.Воздействие на дикую природу было быстрым и катастрофическим: в обзорной статье для The Southwestern Historical Quarterly, Уэйн Гард описал «кожистых длиннорогов… обезумевших от жажды». Коренные американцы называли колючую проволоку «дьявольской веревкой», потому что она ловила диких буйволов. (Как и крупный рогатый скот, они изо всех сил пытались увидеть тонкие проволочные канаты, прежде чем их обернули в них.) Попав в ловушку, они умирали от голода или жажды или умерли от инфекции, когда их колючие раны загноились.

[Связано: новый метод картирования может помочь людям и дикой природе сосуществовать]

Люди не избежали гнева колючей проволоки.С первых дней он позиционировался как инструмент подавления и контроля. «Компании, продвигающие ограждения из колючей проволоки, использовали изображения в своих рекламных материалах, которые играли на знакомых предрассудках того времени», – пишет Ребекка Онион в своей политической истории колючей проволоки для Slate . «[F] Торговцы и владельцы ранчо, заинтересованные в покупке, знали, что они могут удержать коренных американцев, черных людей, детей, животных, принадлежащих другим, и бедных людей с новым изобретением». Он сохраняется в тюрьмах, концентрационных лагерях, как исторических, так и ужасно современных, и пограничных стенах, которые продолжают угрожать дикой природе сегодня).

Создание и значение колючей проволоки сегодня

Область применения колючей проволоки не изменилась. Чарли Ру – вице-президент по продажам и маркетингу компании San Antonio Steel. «Основная цель заключалась в том, чтобы загнать скот в загон», – говорит он, но «теперь это намного больше». В частности, люди ограждают не только коров, но и лошадей, овец, коз, лам, альпаков и даже таких экзотических животных, как бизоны, лоси или олени. По словам Руа, это вызвало большой сдвиг за последние 50–75 лет, что стимулировало новые инновации в старой отрасли.

SASCO, например, продает заборы с фиксированными узлами, которые не имеют зазубрин, но достаточно прочные, чтобы выдерживать большие расстояния между столбами; ограждение для лошадей с плотным расстоянием 2 на 4 дюйма, чтобы копыта не застревали; и, конечно же, пять разновидностей классической колючей проволоки, которая по-прежнему имеет решающее значение, по словам Руга, для «защиты 1500-фунтовых животных от шоссе, переулков и автомагистралей».

Эти провода стали долговечнее, чем когда-либо, благодаря двум большим разработкам. «Во-первых, в 1980-х годах производители начали разработку высокопрочной колючей проволоки», – говорит Ру.Они смешивают сталь с минимальным количеством углеродного волокна для большей гибкости без ущерба для прочности. Подвергая полимеры воздействию высоких температур, ученые могут принудительно кристаллизовать молекулы углерода, концентрируя их с необычной плотностью, сохраняя при этом легкость веществ. «Вы получаете провод, который весит вдвое меньше, но работает так же, если не лучше, – говорит Раф. А поскольку он легче, он также дешевле, что делает его более привлекательным для фермеров, которые изо всех сил пытаются сохранить рентабельность своих сельскохозяйственных операций.

Катанка использовалась для изготовления колючих заборов. Фото: Министерство транспорта. . Национальное управление архивов и документации.

. Затем, в начале 2000-х годов, по словам Руа, промышленность переключилась на новые методы цинкования стали, чтобы лучше предотвратить ржавчину. Лучшая колючая проволока теперь покрывается смесью, состоящей из 95 процентов алюминия и 5 процентов цинка. «Это использовалось в электрических проводах, многожильных кабелях и тому подобном. И они начали передавать это на ag Wire, – говорит Раф.В то время как обычная колючая проволока класса I служит от семи до 10 лет, а оцинкованные изделия класса III на рынке могут храниться до 20 или 30 лет, кабели с цинко-алюминиевым покрытием могут прослужить порядка 50 лет, по крайней мере, согласно соли Испытания на распыление, разработанные, чтобы увидеть, как эти продукты выдерживают атмосферные воздействия.

Несмотря на развитие на западе Америки, самые большие инновации в колючей проволоке приходят с других берегов. «Многие технологии и усовершенствования ограждений всегда разрабатывались в Австралии и Новой Зеландии», – говорит Ру.«Североамериканский рынок отстал и медленнее осваивал эти новые технологии».

[По теме: Путешествие во времени на самых нелепых аттракционах в истории]

Но культурный резонанс колючей проволоки в США сохраняется. Есть музеи колючей проволоки, конкурсы, даже Общество антикварной колючей проволоки. Однако по большей части он обеспечивает структурную поддержку мифу о Диком Западе: бесконечное пространство для захвата, опасный шаблон для завоеваний, перенесенный из Калифорнии в другие страны, Интернет и даже космическое пространство.

В послевоенной поэме 1949 года Мемориал городу, W.H. Оден использовал колючую проволоку как повторяющийся мотив – символ границ, бюрократии и насилия. «Колючая проволока провозглашает, что вас не пускают или держат внутри, и, когда вы сопротивляетесь, она разрывает вас», – написал он. «Прочие преграды погодные, крошатся, зарастают мохом; проволока просто ржавеет и остается жгучей ». Для многих это привлекательность.

Колючая проволока | Международная энциклопедия Первой мировой войны (WW1)

«Держаться и держаться подальше» ↑

Простота концепции и легкость реализации колючей проволоки противоречит той важной роли, которую она сыграла в современном опыте: территориальная экспансия и урегулирование, региональные и международные конфликты, лишение свободы и истребление.Единственная цель колючей проволоки – удерживать и не подпускать – была впервые использована на Великих равнинах американского Запада в конце 19^-го -го века для ограничения скота и, косвенно, для защиты территории экспансионистскими поселенцами и разграничения владений. . Важные патенты были выданы Генри М. Роузу 13 мая 1873 года и Джозефу Глиддену (1813–1906) 24 ноября 1874 года (патент, получивший известное название «Победитель»). Использование колючей проволоки в этой сельской экономике привело к враждебности среди самих поселенцев (недолговечные войны за дальность действия, 1883-1884 гг.), А также к напряженности между поселенцами и коренными американцами, последние из которых видели, что их открытые территории были изрезаны колючей проволокой. .Американским патентам предшествовали патенты, выданные Гилберту Гавилларду 27 августа 1867 года, малоизвестному французскому (бретонскому) производителю кирпича, и, еще раньше, 7 июля 1860 года, Леонсу Эжену Грассен-Баледану, который имел в виду «все, что должно быть». быть огороженным или огороженным », включая ограды для парков, железных дорог, лугов, садов и деревьев.

Современная война ↑

Преобразование колючей проволоки из этой смешанной экономики в механизированный ландшафт современной войны навсегда изменит ее символическое значение, сохранив при этом свою первоначальную цель – «держаться и не подпускать».Впервые широко использованный в Южной Африке британским генералом Горацио Гербертом Китченером (1850–1916) против буров Трансвааля и Оранжевого Свободного государства (во время так называемой Второй англо-бурской войны, 11 октября – 31 мая 1902 г.), именно лорд Китченер обратился к стратегии колючей проволоки и блокпостов, которая совпала с его другой инициативой, также связанной с колючей проволокой; строительство того, что вскоре стало называться «концентрационными лагерями» – термин, который угрожающе вошел в общественное воображение вместе с нацистскими лагерями смерти времен Второй мировой войны, такими как Белжец и Треблинка.Здесь уже электрифицированная колючая проволока стала неотъемлемой частью архитектуры массовых убийств. Во время русско-японской войны 1904-05 годов колючая проволока использовалась в сочетании с окопами, редутами, гласисом (берегами, спускающимися перед оборонительными позициями) и фугасами (небольшими минами, помещенными под землю с порохом или заряженными снарядами).

Великая война ↑

Однако масштабы и сложность траншейных укреплений во время так называемой Великой войны (протяженностью почти 1300 миль) были беспрецедентными; и именно это позволило колючей проволоке сыграть свою новую и устрашающую роль.Описанная флегматично в британском руководстве как «наиболее эффективное препятствие и [то, что] используется повсеместно», колючая проволока и ее ужасные последствия были подхвачены и высмеянны британскими войсками в текстах песен The Old Barbed Wire, a popular World Песня Первой войны: «Если хочешь найти сержанта, / я знаю, где он, / … я видел его … / лежал на полу столовой … / если хочешь найти старый батальон, / Я знаю, где они, / Они висят на старой колючей проволоке. / Я их видел, я их видел, /… » ^[1] Немецкий ветеран войны и писатель Эрих Мария Ремарк (1888–1970) позднее намекал на такие« повешения »в своем знаменитом романе 1928 года« Im Westen nichts Neues ». Опубликованный в 1929 году на английском языке как All Quiet on the Western Front , Ремарк пишет: «Мы узнаем искаженные лица и сплющенные шлемы – это французы … тело полностью отваливается, и только оторванные руки и обрубки. руки остались висеть на проволоке ». ^[2]

Алан Крелл, Университет Нового Южного Уэльса

Редактор раздела: Катриона Пеннелл

Канзасский музей колючей проволоки

Добро пожаловать

Сначала не было ничего, кроме огромного открытого диапазона.Местные бизоны бродили на свободе. Затем пришли поселенцы, а с ними возникла необходимость определить свою территорию. Вскоре были построены мили заборов. Возникли территориальные споры, права были поставлены под сомнение, и характер земли стал меняться. Когда пыль осела, люди снова смогли жить относительно спокойно. Дни открытого диапазона прошли.

Некоторые говорят, что на западе поселилось шестизарядное оружие. Другим виднее. Это было необычное изобретение, которое за несколько лет превратилось в многомиллионную отрасль: колючая проволока.Это было простое изобретение, изначально предназначенное для защиты небольшого семейного сада. В течение нескольких коротких лет после его изобретения его использование распространилось по прериям и, в конечном итоге, по всему миру.

Колючая проволока внесла важный вклад в западную историю. Это изменило ландшафт. Юридический спор, возникший между его изобретателями, дошел до Верховного суда США, создал прецедент в патентном праве. Это сделало людей богатыми, и на их богатство построили общественные здания и крупный университет.Это было простое изобретение, которое изменило направление истории, и его влияние находит отклик сегодня.

Канзасский музей колючей проволоки в Лакроссе, штат Канзас, посвящен исключительно истории и легендам этой части американской истории, часто называемой Веревкой Дьявола. На выставке представлено более 2400 разновидностей колючей проволоки; в том числе образцы, изготовленные между 1870 и 1890 годами. Сотни старинных инструментов для фехтования иллюстрируют изобретательность пионеров.

В музее представлены интересные способы узнать об одном из самых важных вкладов Среднего Запада в историю Америки.Диорамы о раннем использовании колючей проволоки, театр с обучающими фильмами, Зал славы колючей проволоки, архивная комната музея и исследовательская библиотека – все это помогает вызвать в воображении образы заселения Среднего Запада, дальних войн между поселенцами и скотоводами и трансформации открытой прерии в корзину для хлеба Америки.

«С вопросами или проблемами, касающимися размещения людей с ограниченными возможностями, обращайтесь в музей.”

История ограждений из колючей проволоки – Фермерский коллектор

Делберт Трю

1/5

Одной из первых форм колючей проволоки была гладкая железная проволока с зазубринами из листового металла, прикрепленными через определенные промежутки вручную.

2/5

Сверху: Джозеф Ф. Глидден «Победитель», запатентован 24 ноября 1874 г .; H.N. Frentress Split Diamond, запатентовано 14 декабря 1875 г .; Колючая проволока с шпорами – любимица коллекционеров

3/5

Колючая проволока нескольких видов. Слева направо: Jacob Haish Original S Barb, запатентовано 31 августа 1875 г .; Линия квадрата Джозефа Ф. Глиддена, запатентована 8 февраля 1876 г .; Майкл Келли Шипастый забор, запатентованный 11 февраля 1868 года, и квадратная деревянная рейка с зазубринами для ногтей, использовавшаяся до официального изобретения колючей проволоки.

4/5

Кухонная кофейная мельница сделала для Джозефа Глиддена колючки.

5/5

Акварель Денниса Клевенджера из Ладсона, Южная Каролина, «Еще колючая проволока и дьявольская веревка» появилась в коллекции Farm Collector, предоставленной Музеем дьявольской веревки. Это часть серии “Стальная нить через Америку” Клевенджера, посвященная старинной колючей проволоке. Работы Клевенджера хранятся в музеях колючей проволоки Техаса и Канзаса.

❮ ❯

На протяжении веков сдерживание стада и стада домашнего скота вдали от выращиваемых культур всегда было серьезной проблемой для фермеров и животноводов.Пока под рукой было местное сырье, такое как древесина, кусты или камень, можно было построить стены и заборы, чтобы сохранить урожай в безопасности. Сегодня у нас это легко, с легкодоступными ограждениями из колючей проволоки. В местах, где не было материалов, были изобретены другие средства. Никогда не было такой проблемы, как в Новой Испании (нынешняя Мексика), когда были завезены крупный рогатый скот, лошади, мулы, свиньи, козы, овцы и домашняя птица. Этот «недавно открытый» мир с его полузасушливым климатом предлагал мало материалов для ограждений.

Для выращивания продовольственных культур поселенцы возродили практику Старого Света «отгонного скота» – периодического вывоза домашних животных и стад во время вегетационного периода.

Почти все населенные пункты были расположены вдоль водных путей страны, и почти все культуры выращивались в непосредственной близости от населенных пунктов. Практика отгонного скота означала, что незадолго до начала весенней посадки весь непарный скот и крупная птица были собраны на облаву. Владельцы идентифицировали своих животных и нанесли соответствующие марки.

Всех травоядных животных, таких как крупный рогатый скот, лошади и мулы, выгнали на равнины пастись. Коз, овец и осликов вывозили на заросшие кустарником холмы. Свиней и индюков загнали в низинные заболоченные места. Старики и мальчики пасли скот до окончания осеннего сбора урожая, когда все вернулись в поселения на зиму.

После 1800 года изделия из железа, такие как гладкая проволока, стали доступны на востоке США. Поселенцы строили заборы из проволоки, чтобы содержать скот.Эти заборы были эффективны до тех пор, пока животные не научились продираться сквозь них без травм.

После этого было предпринято несколько попыток снабдить гладкие провода остриями, чтобы препятствовать проходу животных. Две такие попытки привели к выдаче патентов Люсьену Б. Смиту и Уильяму Д. Ханту в 1867 году. Разработки обоих мужчин оказались непрактичными для автоматизированного производства, а финансовые трудности препятствовали дальнейшей разработке обоих патентов.

В 1868 году Майкл Келли из Нью-Йорка запатентовал как однопроволочную, так и двунитную проволоку для ограждения с зазубринами из листового металла, прикрепленными через определенные промежутки.Дизайн был эффективным в сдерживании домашнего скота и стал популярным среди землевладельцев. Однако производственное оборудование того времени было грубым и работало вручную, поэтому для продажи предлагалось минимальное количество.

Другие конструкции были изобретены в начале 1870-х годов, в основном изобретателями, жившими в районе ДеКалб, штат Иллинойс. Если и производились, то эти конструкции производились в небольших количествах.

Колючая проволока в том виде, в каком мы ее знаем сегодня, была изобретена Джозефом Ф. Глидденом из DeKalb, которому был выдан патент № 157,124 ноября.24, 1874.

Используя машину, сделанную из кухонной кофемолки, Глидден сделал зазубрины, которые затем натянул на гладкую проволоку. Правильно расставив зазубрины, он слегка размял их, чтобы удержать положение. Затем использовали устройство для вращения точильного камня, чтобы намотать еще одну гладкую проволоку вокруг первой проволоки, таким образом удвоив прочность и удерживая зазубрины на месте. Эта конструкция была легко адаптирована для автоматизированного производства, что сделало ее более экономичной.

Вскоре другие запатентовали аналогичные конструкции, начав серию судебных исков, поданных как изобретателями, так и производителями.После длительных судебных разбирательств Патентное бюро США нашло Глиддена первым патентообладателем колючей проволоки. В современной истории он известен как «отец колючей проволоки».

Помимо Келли и Глиддена, другими известными изобретателями колючей железной проволоки были Джейкоб Хейш, И. Элвуд, Джордж К. Бейкер и Джейкоб Бринкерхофф. Washburn & Moen Mfg. Co. сыграла большую роль в развитии колючей проволоки, и Джон В. Гейтс, который, наконец, победил последние остатки анти-проволочных настроений явным зрелищем и дерзостью, в конечном итоге стал лидером. миллионер в качестве главы American Steel & Wire Co.

Принятие дьявольской веревки

Сказать, что Гейтс преодолел сопротивление принятию проводов, – значит многое сказать. Принятие на Старом Западе далось нелегко, поскольку колючая проволока была не просто инструментом, которым пользовался владелец. Его присутствие иногда означало конец эпохи и полное изменение образа жизни и долга.

Многие куски коллекционной проволоки могли быть как свидетелями, так и причиной ссор между соседями, друзьями и даже родственниками. Драки, которые приводили к травмам, а иногда даже смерти, были обычным явлением между фракциями колючей проволоки той эпохи.

Большинство скотоводов Юга впервые узнали о колючей проволоке, когда они встретились на тропе. Других познакомили с колючим барьером, когда поселенцы начали ограждать свои посевы. Эффективность новомодного изобретения никогда не вызывала сомнений. Идея принять это стала вопросом изменения отношения.

Поселенцы считали, что владельцы ранчо должны держать свой скот подальше от растущих культур. Владельцы ранчо считали, что поселенцы должны нести ответственность за благополучие своего урожая.Когда неосторожный товар был ранен колючками, раздался крик: «Это работа дьявола. Покончить с забором из колючей проволоки ».

Колючая проволока получила название «Дьявольская веревка», несмотря на то, что животные редко прикасались к ней второй раз.

Кроме того, владельцы ранчо были обеспокоены тем, что из-за заборов они будут вынуждены больше пользоваться железными дорогами, а не гнать скот по суше, что означало бы более высокие транспортные расходы. И водители трейлеров предвидели, что у них нет средств к существованию. Ковбои ненавидели проволоку, потому что она ограничивала их свободу, и они знали, что строительство, содержание и ремонт заборов в конечном итоге добавятся к их обязанностям.

Любой, кто полностью владеет землей, будет вынужден оградить свои границы для защиты, а все, кто использует земли «свободного выпаса», должны будут купить или арендовать землю, чтобы продолжить.

«Войны резаков заборов» разразились повсюду, где сельскохозяйственные угодья примыкали к территориям скотоводства, затронув все Великие равнины, и столкновения стали настолько ожесточенными, что законодательные органы штатов объявили резание проволочных заборов уголовным преступлением. Эта решительная акция окончательно сломила хребет фракции «без проводов».

Историки колючей проволоки заявляют, что самым большим фактором в «объединении фермеров и владельцев ранчо» было введение кормовых культур на ранчо для кормления скота и добавление домашнего скота к сельскохозяйственным операциям. Эти усилия принесли обеим сторонам лучшее понимание их общих проблем.

Путешественник и владелец ранчо на свободном выпасе ушли в прошлое. Старый ковбой-верхом смирился с тем, что строит и ремонтирует заборы, чтобы сохранить свою работу. Соседние землевладельцы начали работать вместе, чтобы установить взаимные границы для экономической выгоды, и правила штата и округа вскоре потребовали установки достаточного количества ворот для размещения путешественников.

Хотя колючая проволока ударила по сердцу и душе старожилов, любивших свою независимость и свободу, барьеры дали им гораздо лучший контроль над своей землей и скотом.

И новые, четко обозначенные границы давали владельцам чувство гордости за владение, которое прежде никогда не воспринималось таким визуальным образом. Когда землевладельцы начали хвастаться, что прочный, хорошо построенный забор из колючей проволоки является лучшим признаком процветающего предприятия, дьявольская веревка никуда не делась.

Колючая проволока для сбора

К 1876 г. было выдано около 75 патентов на конструкции колючей проволоки, и в 1900 г. действовало более 450 патентов.Сегодня было обнаружено около 700 патентов, многие из которых скрыты глубоко в патентах на машины с колючей проволокой. И что удивительно, любители собирают более 2000 различных дизайнов колючей проволоки.

Чтобы объяснить эти числа, как и другие предметы коллекционирования, если образец колючей проволоки достаточно отличается по внешнему виду, чтобы его можно было легко увидеть, его обычно определяют как другой дизайн. Эксперты по твердой идентификации утверждают, что многие из этих различий вызваны износом, дефектами, вызванными износом производственного оборудования или материалами низкого качества, используемыми в оригинальном производстве.

Незначительные отклонения от первоначального патента также имели место, когда нелицензированные производители производили контрафактную продукцию без законного разрешения или когда изобретатели запатентовали множество вариаций, похожих на оригинал, в попытке защитить этот патент. Один изобретатель, например, подал 11 патентов, похожих на внешний вид, именно по этой причине. Обычно в больших количествах производился только оригинальный патент. Наконец, многие собранные образцы проволоки представляют собой незапатентованные проволоки, изготовленные «кузнецами», которые выпускаются небольшими кузнечными мастерскими или небольшими компаниями.В этой группе встречаются как уникальные, так и редкие экземпляры и копии проволочной конструкции.

Большинство сборщиков колючей проволоки следят за другими памятными вещами, такими как инструменты из колючей проволоки, рекламные элементы, марки, знаки и контейнеры с лекарствами.

Более 2000 инструментов из колючей проволоки были запатентованы до 1935 года, не считая сотен кузнечных инструментов, изобретенных домашними пользователями.

Увлечение коллекционированием колючей проволоки живо и процветает, несмотря на смерть многих старых коллекционеров.Существуют два специализированных музея: Канзасский музей колючей проволоки в Лакроссе и самый большой – Музей дьявольской веревки в Маклине, штат Техас. Недавно было опубликовано несколько новых книг по истории колючей проволоки, идентификации проволоки и связанных с ними памятных вещей, а в 2001 году в различных местах Среднего Запада было проведено 12 телепередач. Отличный веб-сайт barbwiremuseum.com был разработан для ознакомления студентов, учителей и историков с историей колючей проволоки.

Возможно, тот факт, что колючая проволока является общеамериканским изобретением, разработанным в Америке и участвовавшим в ранней истории нашей страны, способствует популярности ее приобретения. FC

Делберт Трю – руководитель Музея Дьявольской веревки, свободный писатель и владелец ранчо на пенсии, который живет в Аланриде, штат Техас.

СТАТЬИ ПО ТЕМЕ

Помогите нам идентифицировать эти устройства, штуковины и хитрости времен пионеров-изобретателей.

Узнайте о том, как грабли с боковой подачей и сеновал стали сенсацией в послевоенные годы в США.К. и экспортные рынки Европы.

Посмотрите на эту классную 14-дисковую борону International Harvester, отремонтированную читателем Farm Collector.

Энциклопедия Великих равнин

ПРОВОД ОЧИЩЕННЫЙ

Колючая проволока знаменует конец Старого Запада и начало современного скотоводства.Его наступление в 1870-х и 1880-х годах похоронный звон для следа и открытия диапазон и позволил расширить земледелие. Поначалу скотоводы негодовали на колючую проволоку, но после десяти лет споров по поводу доступа к воде и луга и ведение рубки заборов войны, они признали его преимущества и приняли новомодное фехтование.

Колючую проволоку изобрел не один человек, но в 1874 году Джозеф Ф. Глидден из ДеКалба, штат Иллинойс, первым получил патент на свое изобретение, двойная нить скрученной проволоки с вкраплениями с более короткими длинами, обернутыми вокруг он образует зазубрины.Несколько стычек с колючками убедил даже упрямых существ избегать изгородь. Глидден назвал свой проект «Победителем». имя, которое оказалось пророческим. Он присоединился силы с местным торговцем Исааком Л. Эллвудом, изготовить Победителя; скоро они насчитали среди своих клиентов 150 ж / д компании, которые использовали забор для защиты их следы от стада бегут на свободу. В конце концов более тысячи конструкций из колючей проволоки наводнили рынок, многие разноцветными такие названия, как Split Diamond, Галстук, Облепиха, Стрелка пластина и шпора-гребень.

В одном убедительном инциденте в центре Сан Антонио в 1878 году, продавец колючей проволоки Джон У. “Bet-a-Million” Гейтс успешно загнал в ловушку стадо буйных лонгхорогов внутри забор из проволоки Глиддена, который он хвастался, был “легким как воздух, сильнее, чем виски, дешевый, как грязь “. Великие равнины должны были признать, что Утверждения Гейтса были верны. Они также оценили наличие колючей проволоки в регионе короткое на дереве для заборов, его устойчивость к чрезвычайным ситуациям погода и простота установки.Самое главное, разрешено селекционное разведение на складе. Легендарный житель равнин Чарльз Спокойной ночи, например, удалось сохранить чистый сорт импортных английских герефордов и развить “кэттало”, буйволиного рогатого скота. Пересекать.

Не все последствия колючей проволоки были хороши. Большие наряды могли себе позволить и ограждение, и труд, чтобы его возвести; владельцы мелких ранчо пришли в ярость, обнаружив сами отрезаны, в одночасье, от когда-то общедоступных водоемы, пастбища и тропы.В Техасские злые ковбои нанесли ответный удар по скоту бароны с ночными рейдами по перерезанию проводов. По 1883 г. нападения переросли в насилие, заставляя техасских рейнджеров патрулировать десятки горячие точки и побуждение законодательного собрания штата объявить срезание забора уголовным преступлением (закон, все еще стоит сегодня). И во время сильных метелей по всей Равнине, заборы – предназначен для предотвращения сноса стада ранчо – вместо этого оказалось смертельным для домашнего скота, который инстинктивно направился на юг, только чтобы нагромождать у провода и замерзнуть тысячами.

Сегодня колючая проволока – крепость Великого Равнины. Ковбои давно считаются одними из свои обычные обязанности по монтажу, осмотру, и ремонт линии забора. Открытый диапазон имеет давно закрыты, но история с колючей проволокой хранится в двух архивах, Канзасский колючий Музей проволоки в Лакроссе и дьяволе Веревочный музей в Маклине, штат Техас.

Энн Дингус Остин, Техас,

МакКаллум, Генри Д., и Фрэнсис Т. МакКаллум. Проволока Которая оградила Запад . Норман: Университет Оклахомы Пресс, 1965.

Слатта, Ричард У. Энциклопедия ковбоев . Нью-Йорк: W. W. Norton & Company, 1994.

История колючей проволоки или тернистого забора

Патенты на усовершенствования проволочных ограждений были выданы Патентным бюро США, начиная с Майкла Келли в ноябре 1868 года и заканчивая Джозефом Глидденом в ноябре 1874 года, что и определило историю этого инструмента.

Тернистый забор vs. Дикий Запад

Быстрое появление этого высокоэффективного инструмента как излюбленного метода фехтования изменило жизнь на Диком Западе так же резко, как винтовка, шестизарядный пистолет, телеграф, ветряная мельница и локомотив.

Без ограждений домашний скот пасся свободно, соревнуясь за корм и воду. Там, где действительно существовали действующие фермы, большая часть владений была огорожена и открыта для кормления бродячим рогатым скотом и овцами.

До появления колючей проволоки отсутствие эффективных ограждений ограничивало земледелие и скотоводство, а также количество людей, которые могли поселиться на территории.Новое ограждение изменило Запад из обширных и неопределенных прерий / равнин на землю сельскохозяйственных угодий и широко распространенных поселений.

Почему использовалась проволока

Деревянные заборы стоили дорого, и их было трудно приобрести в прериях и равнинах, где росло мало деревьев. Пиломатериалов в регионе было так мало, что фермеры были вынуждены строить дома из дерна.

Точно так же на равнинах было мало камней для каменных стен. Колючая проволока оказалась дешевле, проще и быстрее в использовании, чем любая из этих альтернатив.

Майкл Келли изобрел первое ограждение из колючей проволоки

Первые проволочные заборы (до изобретения колючки) состояли только из одной жилы проволоки, которая постоянно ломалась под весом скота, прижимающегося к ней.

Майкл Келли значительно улучшил проволочное ограждение, скрутив два провода вместе, чтобы образовался кабель для зазубрин – первый в своем роде. Двухрядная конструкция Майкла Келли, известная как «колючий забор», сделала заборы более прочными, а болезненные зазубрины заставляли скот держаться на расстоянии.

Джозеф Глидден считается королем колбасы

Как и ожидалось, другие изобретатели стремились улучшить дизайн Майкла Келли; среди них был Джозеф Глидден, фермер из Де Кальба, штат Иллинойс.

В 1873 и 1874 годах были выданы патенты на различные конструкции, чтобы конкурировать с изобретением Майкла Келли. Но признанным победителем стал дизайн Джозефа Глиддена для простой проволочной зазубрины, прикрепленной к двухпрядной проволоке.

Дизайн Джозефа Глиддена сделал колючую проволоку более эффективной, он изобрел метод фиксации зазубрин на месте и изобрел оборудование для массового производства проволоки.

Патент Джозефа Глиддена был выдан 24 ноября 1874 года. Его патент выдержал судебные разбирательства со стороны других изобретателей. Джозеф Глидден выиграл судебные разбирательства и продажи. Сегодня это остается наиболее привычным стилем колючей проволоки.

Удар

Образ жизни кочевых коренных американцев радикально изменился. Будучи еще более вытесненными из земель, которые они всегда использовали, они стали называть колючую проволоку «дьявольской веревкой».

Более огороженные земли означали, что скотоводы зависели от истощающихся государственных земель, которые быстро стали истощаться.Животноводство было обречено на вымирание.

Колючая проволока, война и безопасность

После изобретения колючая проволока широко использовалась во время войн для защиты людей и имущества от нежелательного вторжения. Военное использование колючей проволоки официально восходит к 1888 году, когда британские военные инструкции впервые поощряли ее использование.

Во время испано-американской войны «Грубые наездники» Тедди Рузвельта защищали свои лагеря с помощью колючих ограждений. На рубеже веков в Южной Африке пятирядные заборы были связаны с блокпостами, укрывавшими британские войска от вторжений бурских коммандос.Во время Первой мировой войны колючая проволока использовалась как военное оружие.

Даже сейчас колючая проволока широко используется для защиты военных объектов, установления территориальных границ и содержания заключенных.

Колючая проволока, используемая на строительных и складских площадках, а также вокруг складов, защищает припасы и людей и не допускает нежелательных вторжений.

Колючая проволока – Texas Monthly

Дышит ли коренной техасец, который никогда не цеплял джинсы за колючую проволоку? Сегодня колючая проволока кажется естественной частью ландшафта Техаса, но для наших прапрапрадедов она была анафемой.Однажды названная дьявольской шляпой, она принесла споры, кровопролитие и, в конечном итоге, цивилизацию.

Никто не изобрел колючую проволоку, но именно Джозеф Ф. Глидден из Де Калба, штат Иллинойс, первым подал заявку на конкретный патент в 1873 году. Его первоначальная двухниточная конструкция Winner соответствовала своему названию; это самая продаваемая колючая проволока всех времен. Глидден также оказался победителем в суматохе судебных разбирательств, которые дошли до Верховного суда после того, как несколько десятков других изобретателей потребовали юридического приоритета.

С еще свежими ранами гражданской войны техасцы поначалу относились к изобретению янки с подозрением. По неписаному закону открытого пастбища трава и вода Техаса принадлежали всем и могли свободно использоваться для животноводства. Если колючая проволока будет прорезать сельскую местность, землевладельцы смогут лишить своих соседей права выпаса скота и полива, а заборы заблокируют подъезд к рынку. Хуже того, фермеры могли подумать, что им рады в стране коров.

Тем не менее, люди предвидения и богатства, такие как скотоводы Чарльз Гуднайт и Шанхай Пирс, неизбежно признали потенциал нового материала.Ни громоздкая, ни непрочная колючая проволока не была дешевле, чем деревянная, и ее легче было возвести, и она могла выдерживать экстремальные погодные условия Техаса. Что наиболее важно, это позволит владельцам ранчо выборочно разводить свой поголовье, ограждая бездомных животных. Вскоре повсюду были заборы из колючей проволоки, и, конечно же, жертвой стал маленький пастух; открытый диапазон исчез.

К 1883 году рубка заборов стала повсеместным явлением. Ночью банды перерезали проволоку, чтобы пропустить стада, или просто чтобы отомстить стрингерам забора за то, что они преградили им путь.Легендарный снежный человек Уоллес посетовал со своего ранчо в округах Фрио и Медина – горячих точках, рубящих заборы, – что колючая проволока «начала играть в ад с Техасом». Губернатор Джон Айрленд послал рейнджеров, чтобы подавить растущее насилие, и созвал специальную сессию Законодательного собрания. Резка заборов стала уголовным преступлением, а колючая проволока – приспособлением. Со временем плоскогубцы и скобы для укладки и ремонта заборов стали для ковбоя столь же важными, как его лошадь и веревка. Но колючая проволока по-прежнему создавала проблемы.Хуже всего было его использование в заграждении, проволоке натянули вдоль южной оконечности ранчо, чтобы предотвратить снос скота зимой. Оказавшись между инстинктом и проволокой, крупный рогатый скот скапливался у заграждений и тысячами замерзал во время «больших вымираний» 1880-х годов. Другой проблемой была «порочная» проволока, на которой были зазубрины с острыми лезвиями, которые могли порезаться и покалечить. Слишком опасный для стрельбища, позже он вернулся на современные поля сражений.

К 1890-м годам появилась тысяча разновидностей колючей проволоки, в том числе Baker Perfect (проволока номер два за все время), Brotherton Barb (номер три), Split Diamond, Hold-Fast, Twist Oval, облепиха, Spur-Rowel. , Галстук, пластина для стрел и проволока для буйвола.Эти ностальгические имена поддерживаются 250 членами Техасской ассоциации сборщиков колючей проволоки, которые до сих пор видят цвет и драматизм в том, что остальные из нас считают не более захватывающим, чем телефонный столб. У городских техасцев нет особых причин для упоминания «боб-вар», кроме как для демонстрации своего акцента, когда рядом есть янки.

Колючая проволока переделана Техасом. Некогда империя травы и крупного рогатого скота, Техас постепенно превратился в лоскутное одеяло из ранчо и ферм, сшитых вместе милями и милями злобной проволоки.В Техасе до сих пор есть травяные моря – острова, на самом деле, – где беспрепятственно бегают тысячи голов крупного рогатого скота. Но такие нетронутые участки редки, и колючая проволока больше не угрожает этим напоминаниям об открытом пространстве; это сохраняет их.

.