Edison tattoo донецк: Тату салон EDISON TATTOO, г.Донецк – Youdn.ru

Вам могут понравиться

Тату студия «Сажа», Донецк – «Татуировка в Донецке.

Здравствуйте!

Когда я решила, что пришло время делать третью татуировку и подкорректировать вторую, то другие города и мастеров кроме как в Донецке, я не рассматривала. В Донецке есть много мастеров и большинство из них талантливые и бла–бла–бла, но работают они на дому. И пусть у них хоть сто раз стерильно, я мастерам на дому не доверяю. И ничего меня не заставит поменять свое мнение. Поэтому в моем случае — это только студия.

В Донецке есть две самых знаменитых так сказать студий — это Сажа и Edison Tatoo. Когда я только решала куда пойти и смотрела профили мастеров, то не знаю почему, но мне не хотелось идти к последним. Я не знаю каким словом эту чуйку объяснить, хотя много моих знакомых били именно там, и у одного и того же мастера, мне туда идти не хотелось.

Поэтому не посмотрев и половины работ, я закрыла профиль и пошла смотреть на работы мастеров из Сажи. Пошла и зависла на пол дня. Потому что все работы были превосходными. Тогда я смотрела на это с экрана телефона, а потом в живую. И это, хочу вам сказать, круче в сто раз, видеть работу мастера своими глазами.

В студии работает восемь или девять мастеров, из них две девочки, а остальные мальчики. Все они молодые люди, но ОЧЕНЬ талантливые. Несмотря на то, что татуировки я уже сделала и не планирую больше делать, я продолжаю быть подписанной на них в Инстаграме, потому что их работы — это невероятная красота.

Студия находится на улице Артема, 88А. Для дончан — остановка «Ромашка» и пройти вперед немного, в то место где раньше была гостиница «Украина» и Райфайзен банк.

Собственно, не заметить это место невозможно, оно выгодно выделяется от других своим интересным дизайном.

За стеклянной черной дверью вы увидите ещё более интересный дизайн. Моя бабушка бы схватилась за сердце, увидев такое. Черные стены, черепа, красивейший арт на стенах.

В большом холле есть диваны, вешалка для одежды, ресепшен, кулер с водой.

Вы можете выпить кофе или чай пока ожидаете. Справа находится санузел и маленькая кухня для сотрудников. Общий зал разделен на две большие комнаты, в которых работают мастера.

Есть кушетки, зеркала и всё, что нужно для работы. Но главное в этом салоне — это мастера. Все они молодые, до 30–ти лет, но творят необыкновенные вещи на теле. Я уже сделала всё, что мне было нужно, но до сих пор подписана на троих из них, в том числе и на своего мастера и постоянно смотрю новые красивейшие работы. Команда мастеров предоставляет следующие услуги:

▪️татуировки любого объема, сложности, направления, стиля.

▪️cover-up ( перекрытие ) старых татуировок.

▪️реставрация, коррекция некачественных татуировок.

▪️разработка индивидуальных тату эскизов.

У салона есть страница в Инстаграм и ВКонтакте. Вы можете записаться на консультацию, рассчитать стоимость либо задать свои вопросы ВКонтакте и вам ответят. А можно как сделала я, написать напрямую мастеру, который вам понравился и общаться уже с ним.

Так как этот отзыв висел в черновиках с осени и я никак не могла его дописать, то сейчас нужно было бы написать, что салон работает с 11 утра и до семи вечера, но в связи со сложившейся обстановкой студия как и другие места в Донецке, закрылась на неопределенное время. Мастера и клиенты надеятся, что не на долго, но как показывает практика, конца и края обстановке не видно.

Что отличает хорошего мастера и салон от плохого? Ответственность и отношение к чистоте и стерильности. Мастер может быть хоть сто раз талантлив, но если иглы и другие расходники были уже до вас открыты, а не вскрыты при вас, то ноги в руки и домой. В Саже с этим нет проблем. Мастер обматывает пленкой рабочее место, оборудование. Работает только в перчатках и если вы отвлекались или делали перерыв, то перчатки надеваются новые.

Тоже самое касается и колпачков. Они должны быть одноразовыми и стерильными и не дай бог мастер нальет пигмент до вашего прихода. Опять же, ноги в руки и домой.

Некоторые уроды могут не только использовать оставшуюся в колпачке краску для другого клиента, но и перелить ее обратно в общую емкость с пигментом для повторного использования. Поэтому обращайте пристальное внимание на эти детали

Отличительная черта хорошего мастера — это желание работать. Он не будет отказываться вас проконсультировать, он будет обсуждать с вами эскиз, советовать как было бы лучше и правильнее, у него будет портфолио, которое регулярно пополняется новыми работами.

Он спокойно отвечает на ваши вопросы даже если они тупые. Хороший мастер же понимает, что вы дилетант и ваши знания по этой теме в разы меньше, чем его.

В Саже именно такие мастера, причем не только тот у кого била я. Пока я сидела на сеансе, а потом приезжала на коррекцию, я очень внимательно смотрела за всеми, кто там был.

Они очень следят за чистотой помещения, если на улице дождь, то сами наденут бахилы тому кто забыл, но ему уже бьют татуировку.

Полы постоянно чистые, нет нигде пыли или любой грязи. В салоне играет музыка, вам предложат кофе, чай или воду, всё объяснят и разъяснят.

Мы как–то с мастером сболтались, нашлось множество общих тем, поэтому общались и после нанесения татуировки. На любые вопросы он мне отвечал ВКонтакте, а также напоминал, чтобы я пришла на коррекцию, чтобы некоторые контуры привести в порядок. То есть не я его долбила и просила подкорректировать, а он мне напоминал, так как нёс ответственность за свою работу.

Цены очень и очень, и очень лояльные. Конечно они зависят от объема работы, но в целом я бы назвала цену дешёвой, особенно для салона в самом центре города в 2021 году.

В Саже, конечно же уже не используют для заживления пеленки и Бепантен, а используют заживляющую пленку. После окончания сеанса мастер нанесет на татуировку пленку и носить ее нужно будет пять дней.

Ясное дело, что если вы живёте в Донецке сейчас, то татуировка — это самое последнее о чем вы думаете. Но когда–нибудь, я надеюсь этот ужас должен закончиться. Знаю, что всем набила оскомину фраза про 8 лет. Но тем не менее, девятый год это длится и когда–то закончится. И вдруг вам захочется сделать татуировку, то именно этот салон я очень рекомендую. Вы точно не пожалеете о своем выборе.

Огромное количество интересных отзывов Вы можете найти у меня в профиле

украинцев цепляются за жизнь на передовой: «Мы патриоты»

ХАРЬКОВ, Украина (AP) — Виктор Лазарь делит свой военный балкон с биноклем и крошечной оранжевой змейкой, его единственным спутником в квартире, которая кажется, сидит на краю мира.

Оперный бинокль, скорее шутка, вряд ли нужен — без него линия фронта видна. Грохот русских и украинских обстрелов слышен и сейчас, хотя Лазар утверждает, что не замечает. Под его балконом есть кратер, один из многих. По соседней улице проезжает реактивная установка «Град».

Лазар считает, что русские находятся всего в 10 километрах (6 милях) от него.

В то время как война идет уже пятый месяц вдоль смертельных разломов на востоке и юге Украины, Лазарь и его немногочисленные соседи в огромном и разрушенном районе Харькова на Салтовке представляют жизнь без решения, в которой многие оказались в ловушке. Новым общинам говорят бежать. Не все.

В то время как города и села вокруг столицы Киева начали восстанавливаться после ухода русских несколько месяцев назад, а мировые державы обсуждают долгосрочное восстановление, другие на востоке Украины все еще не могут спать спокойно.

Многоквартирные дома советских времен на Салтовке когда-то проживали полмиллиона человек, это был один из крупнейших районов Европы. Теперь, возможно, остались только десятки. Некоторые здания почернели, а другие рушатся плита за плитой.

«Это мой дом», — говорит 37-летний Лазар, который стоит без рубашки в летний зной, обнажая татуировку с пулеметом на правой руке. Он заявляет, что готов сражаться с русскими, но его единственное оружие — кухонные ножи.

На стене его квартиры висит сломанная гитара. Музыкант Лазарь мечтает устроить дерзкий концерт на гулких улицах Салтовки, где бродят кошки. В лучшие дни он играл для толпы на площадях Харькова, второго по величине города Украины, который подает признаки восстановления после войны, хотя и находится недалеко от границы с Россией.

Салтовка, для сравнения, почти мертва. За последней станцией метро, ​​посвященной героям, вся активность замирает. Магазины закрыты, многоквартирные дома зияют разбитыми окнами. В одном кусок бетона размером со стол медленно крутится на клочке арматуры, ожидая падения.

Высокая трава покрывает заброшенные детские площадки, усеянные опавшими и созревшими вишнями. Солдатские окопы голые. В нескольких уже вскрытых квартирах белье до сих пор висит на веревке.

Время от времени по обломкам хрустит машина. Это могут быть грузчики, пытающиеся спасти мебель, или волонтеры, оказывающие помощь.

Возле дома Лазара люди собрали скромную кухню с установленным колокольчиком, чтобы звонить, когда приносят еду. Рядом с чайником на дровяной печи в ящиках с боеприпасами теперь лежит медленно черствеющий хлеб.

Электричество частично вернулось, а водопровода нет. Лазарь ныряет в подвал, где все еще журчит вода для купания. Две женщины средних лет выходят из темноты, выглядят свежими и уходят.

Но жизнь — это не приключение для тех, у кого нет выбора. 84-летний Павел Говорыхов сидит в подъезде здания, столь же хрупкого, как и он сам. У него две трости под рукой. Четыре месяца он жил в подвале, прежде чем вернуться в свою квартиру. Он напрягается от внезапных звуков. Просто рассказ о его борьбе доводит его до слез.

«Мои дети мне не помогают», — говорит он. «Зачем мне такая жизнь?»

Он знает, что со временем зима беспощадно вернется в неотапливаемые многоквартирные дома.

Русские могли сделать то же самое. С момента вторжения в Харьковской области к северу от Донецка было убито более 600 мирных жителей, в том числе в Салтове. Украинские власти утверждают, что русские использовали запрещенные кассетные бомбы.

Населенные пункты на окраинах Харькова все еще находятся в неуверенных руках, что, как сообщается, является частью стратегии Москвы по отвлечению внимания украинских войск, чтобы их нельзя было отправить в такие места, как Донецк, где русские разъедают целые города.

«Никому этого не пожелаешь», — говорит 14-летний Богдан Нецов, который живет со своей семьей в квартире с задернутыми шторами.

В другом доме на Салтовке на лестнице нацарапана табличка, предупреждающая потенциальных жильцов, что «если вы войдете, вас убьют».

Сюда Виктор Шевченко до сих пор звонит домой, хотя ему и нужен свет мобильного телефона, чтобы видеть сквозь полумрак в светлое время суток.

«Это я говорю за весь мир», — говорит он, небритый и подкрепленный чаем. «Мы оттолкнем Россию. Потому что мы патриоты и живем на своей земле».

Разбитая посуда лежит на его разрушенной кухне. Выжжен религиозный символ его православной веры. Часы на стене, как и окрестности, перестали работать.

Шевченко тянется к часам и заводит их.

«Он работает», — говорит он с оттенком гордости. «Он бежит».

На нетвердых ногах он возвращается в салтовскую тишину, с тикающими часами в руках.

Каково украинцам работать на атомной станции под российской оккупацией

Димитар Дилкофф

/

AFP via Getty Images

КИЕВ, Украина — Международное агентство по атомной энергии сообщает, что на Запорожскую атомную электростанцию ​​направляется инспекционная группа. Это первая такая инспекционная группа, которую допустили с тех пор, как в начале марта российские войска захватили комплекс на юге Украины. Миссия оценит безопасность и защищенность станции, а также условия содержания внутри преимущественно украинского персонала.

«Сотрудникам с каждым днем ​​становится все труднее обеспечивать безопасность, — рассказывает NPR Андрей Туз, бывший начальник отдела по связям с общественностью завода. «Люди напуганы, они хотят уйти».

Андрей Андриенко

/

AP

Туз, 32 года, сейчас находится в Швейцарии, но поддерживает связь со своими бывшими коллегами. Он говорит, что единственно правильное решение — немедленно демилитаризовать комплекс. Эксперты дали понять, что потенциальная катастрофа неизбежна, если обстрелы вокруг завода продолжатся — в чем и русские, и украинцы обвиняют друг друга.

Туз своими глазами стал свидетелем захвата крупнейшей в Европе атомной электростанции 3 марта.

Агентство Анадолу через Getty Images

«Я был в [Энергодаре, ближайшем к заводу городе] и услышал взрывы, они были похожи на треск фейерверков, — говорит Туз. По его словам, в ту ночь в комплексе были обстреляны десятки единиц военной техники и несколько зданий комплекса.

В то время 10-летний ветеран комплекса был главным представителем завода и продолжал работать в течение четырех месяцев после его захвата. Сначала, говорит он, русские держались подальше от штаба. Но по мере того, как шли месяцы, они начали вмешиваться.

«Это большое давление, — говорит он. «Это влияет на семьи, которые чувствуют угрозу, и это эмоционально тяжело для людей».

Туз говорит, что русские также пытались склонить его к распространению дезинформации о том, что происходит на заводе, но он сопротивлялся, вызывая гнев оккупантов. Когда он отказался сотрудничать, он сказал, что ему больше не разрешалось выполнять эту работу.

К середине июня полки в магазинах Энергодара опустели, а в аптеках закончились лекарства. Туз решил покинуть Украину со своей матерью и отправился в путешествие, которое проведет его через оккупированный Россией Крым в Россию, где, по его словам, его несколько раз задерживали и подвергали физическому насилию и пыткам. По его словам, документы Туза также были конфискованы, что вынудило его оставаться в России еще дольше.

В конце концов он и его мать доберутся до Джорджии. После этого пара в конечном итоге проделала весь путь до Швейцарии, где он живет в безопасности, но без работы и постоянного дома.

Следующее интервью было отредактировано и сокращено для ясности. Подробности опыта Туз в России не могли быть проверены независимо.

Основные моменты интервью

Андрей Туз

В день захвата завода

Было очень страшно. Мы не знали, что делать дальше. С начала войны большинство жителей Энергодара думали, что этот город будет самым безопасным местом в Украине. Здравый смысл у нас есть, никто и представить себе не мог атомную станцию ​​под огнем или любое место рядом с электростанцией.

О работе на заводе под российской оккупацией

В первые дни и первые месяцы военных не допускали к рабочим местам и к личному составу. Но затем российские военные начали объезжать и пробиваться к рабочим местам украинского персонала. Повсюду были вооруженные российские солдаты, некоторых людей похитили и заставили сотрудничать с Россией. Так что на рабочих оказывалось большое психологическое давление.

Когда я был на электростанции, русские военные группы были не скоординированы. Не раз какие-то группы пытались перестрелять друг друга — и это были не такие уж редкие случаи. Я также видел много военной техники, въезжающей на электростанцию; постоянно двигались танки и военная техника. Иногда они находились рядом с энергоблоками. Личный состав не знал, что делать, надо было делать обходы, нужно было проверить технику, а прямо перед ней стоит танк.

О побеге через Крым

19 июня мы выехали из города около 5 утра. Было 15 вооруженных блокпостов, где [российские военные и пророссийские донецкие чиновники] смотрели ваши документы на пути к административной границе Крыма. По пути мы увидели, как русские вывозят из Украины много пшеницы и заходит тяжелая артиллерия. До границы мы дошли в 11 утра, а потом меня отвезли в фильтрационный лагерь. Они не применяли физическую силу; они только пытались напугать нас. Я был в лагере, окруженном сетчатым забором, шесть часов. Меня отпустили, когда поняли, что я не националист и не имею никаких связей с военными.

О задержании в Сочи

Затем нас остановили в [российском] городе Магри ФСБ России, и меня снова допросили. Меня обыскали с раздеванием, искали украинские татуировки, а также обыскали мою машину. Потом 21 июня меня привезли в Сочи ФСБ России и обвинили в связях с батальоном «Азов». Меня задержали на три дня. Меня физически оскорбляли и пытали. Меня били кулаками, ногами, надели наручники и обожгли. Они надели мне на голову полиэтиленовый пакет и заклеили глаза скотчем. Меня отпустили только после того, как меня заставили записать видео с дезинформацией об электростанции, которое транслировалось в России. На третий день меня отпустили, но документы конфисковали, вынудив нас с мамой оставаться в России еще 20 дней.

О поддержании связи с бывшими коллегами

[Рабочих] заставляют оставаться на рабочем месте сверхурочно во время обстрелов; у них нет нормального графика работы. И людей сейчас доступно гораздо меньше, у них нет резерва на случай, если кто-то заболеет.